ИСТОРИЯ РОССИИ 18 ВЕКА

Генерал-аншеф А. И. Бибиков против войск Пугачёва. Убийство дворян крестьянами

В конце ноября 1773 г. правительство Екатерины 2 направило против восставших карательную армию во главе с главнокомандующим генерал-аншефом А. И. Бибиковым; ему были предоставлены обширные полномочия.

Уже самый факт назначения Бибикова свидетельствовал о том, что правительство вынуждено было признать огромный размах движения и политическое его значение. В Казапп была учреждена Секретная комиссия, и во главе ее поставлен генерал П. С. Потемкин, родственпик екатерининского вельможи. Были арестованы и отправлены в Казань первая жена и дети Пугачева в качестве живого свидетельства его самозванства. В станице Зимовейской сожгли его дом и место посыпали солью, как не подлежащее возделыванию.

Царское правительство всячески пыталось устрашающим образом подействовать на воображение народа. В район восстания спешно стягивались крупные воинские силы. Положение дел представлялось Бибикову очень тяжелым: он попимал возможность дальнейшего развития движепия среди крестьянства по всей России, видел в нем смертельпую угрозу для самодержавно-крепостнического строя, верным слугой которого был сам. В письме к Д. И. Фонвизину он писал: «Но Пугачев важен, важно всеобщее негодование».

В Казани была объявлена организация ополчения на средства местного дворянства. Екатерина II приняла участие в его сборе, объявив себя «казанской помещицей»; этим демонстрировалась ее солидарность с дворянством. В стягиваемых против Пугачева войсках солдаты обнаруживали явную ненадежность, тревожившую Бибикова; он писал, что «дьявольски трусил за своих солдат», опасаясь их перехода на сторону восставших  .

Но в регулярных частях солдаты находились под неослабным присмотром; прибытие хорошо вооруженных крупных воинских частей с опытным генералитетом и офицерством, действовавших систематически, по единому плану, не могло не вызвать поворота в худшую сторону для восставших казаков и крестьян.

29 декабря 1773 г. майор Муфель взял Самару; полковник 10. Бибиков занял 17 января Заинек и вытеснил восставших из Мензолииского уезда. Со стороны Челябинска наступал генерал Деколонг с войсками Сибирского корпуса. 26 января Салават Юлаев потерпел поражение под Курганом, а в феврале правительственные войска заняли Красноуфимск. Был занят Воткииский завод. Наконец, от Кмчуевского фельдшанца и от Самары двинулись к Оренбургу и Яику войска генералов П. М. Голицына и П. Д. Мансурова.

Но и после начавшегося крупного наступления правительственных войск, т. е. в январе — феврале 1774 г., восставшие одержали немало побед. Взятие ими Ставрополя, Гурьева, Илецкой защиты, осада Далматова монастыря и Шадринска, распространение восстания на Среднем Урале приходятся на эти месяцы. Но все же преобладание силы правительственных войск стало сказываться все более заметно. 14 февраля генерал Мансуров, разбив отряды атаманов Арапова и Чулошникова, занял Бузу- лук, кн. Голицын 27 февраля достиг Бугуруслана и его передовые части вышли на линию р. Сакмары.

Пугачев пытался предпринять контрнаступление. Двинув вперед около 2,5 тыс. человек, он 6 марта атаковал войска Голицына у дер. Прон- киной, недалеко от г. Сорочинска, но потерпел поражение. Голицын двинулся к Татищевой крепости — к важному по своему стратегическому положению месту одного из первых крупных успехов Пугачева. Здесь Пугачев собрал около 9 тыс. человек. У Голицына было меньше (6,5 тыс.), но хорошо вооруженных регулярных войск с большим числом пушек. В разыгравшемся 22 марта сражении под стенами Татищевой, которое длилось 6 часов, восставшие боролись отчаянно, но были разбиты наголову. Они потеряли около 2 тыс. убитыми, около 4 тыс. ранеными и плеппыми и 36 пушек. Разбиты были лучшие силы Пугачева. На следующий же день, 23 марта, рано утром Пугачев вынужден был спешно оставить Берду. Осада Оренбурга была снята. 31 марта в город вступили войска Голицына. В те же самые дни, а именно 24 марта, подполковник И. И. Ми- хельсоп разбил Чику-Зарубина у с. Чесноковки под Уфой. Через несколько дней сам Зарубин был взят в плен.

Пугачев пытался пробиться к Яицкому городку, но безуспешно, так как дороги были перехвачены правительственными войсками. Он устремился в противоположном направлении и 26 марта неожиданно опять занял Каргалы (к северу от Оренбурга), а затем Сакмарский городок, пытаясь найти возможность удержаться в районе Урала или на р. Яике. Находившийся при Пугачеве Кипзя Арасланов заверял его в возможности и впредь рассчитывать на крупные силы башкир. В слободе Каргалы и Сакмарском городке вокруг Пугачева собралось опять несколько тысяч человек. Здесь, в горной местности, восставшие рассчитывали продержаться до прихода башкирских подкреплений, но 1 апреля войска Голицына нанесли им второе поражение и вытеснили из Каргалы и из Сакмар- ского городка. В этом бою Пугачев потерял 400 убитыми, в том числе председателя «Военной коллегии» Витошнова, и более 2800 пленными.

В числе пленных оказались виднейшие деятели лагеря восставших: члены «Военной коллегии» Шигаев, Почиталип, Горшков, полковник оренбургские казаков Подуров. Еще раньше каргалинские старшины схватили и отослали в Оренбург Соколова (Хлопушу). Рассеян был почти весь состаь лиц, руководивших движением в период оренбургской осады. Овчинников и Перфильев были в это время в Яицком городке, куда их направил Пугачев сразу после сражения под Татищевой. У Пугачева оставалось лишь около 500 чел., с которыми он и прошел дальше в горы, в заводской район Башкирии. В начале апреля генерал Мансуров стал занимать крепости Яицкой линии и 16 апреля вошел в Яицкий городок. Овчинников и Перфильев пытались его остановить, но потерпели поражение (на р. Выковке). Им удалось затем через Бугуруслан и Бугульму пробиться к Пугачеву и вновь соединиться с ним, но атаман Яицкого войска Каргин (выбранный в январе 1774 г.), Толкачев и другие были перехвачены. Арестована была и «царица» Устинья.

В правительственных кругах торжествовали. Сменивший Бибикова (умершего 9 апреля в Бугульме) кн. Ф. Ф. Щербатов, в ответ на предложение шацкого дворянства выставить за свой счет конный корпус, писал, что в этом уже нет нужды, так как Пугачев хотя и скрылся внутрь Башкирии, но скоро будет пойман.

Впереди, однако, был новый подъем движения, которому суждено было принять особенно грозное для феодально-крепостнического государства развитие именно летом 1774 г.

Апрель 1774 г. Пугачев провел на Урале, на Воскресенском, Авзяно- Петровском и около трех недель на Белорецком заводах. К нему опять стдли отовсюду стекаться большие толпы заводских и помещичьих крестьян, казаки, пробиравшиеся с Сакмары и Яика, и народы Поволжья. При появлении Пугачева опять началось движение в Башкирии. На уральских заводах огромную энергию развивал Белобородов, формируя новые силы. К началу мая на Белорецком заводе собралось до 5 тыс. чел. Здесь воссоздалась в новом составе «Военная коллегия», завязавшая опять переписку с местами.

5 мая Пугачев взял Магнитную (около нынешнего Магнитогорска) — одну из крепостей Верхне-Яицкой дистанции. Здесь он соединился с Бе- лобородовым, который привел большой отряд работных людей, а также с Овчинниковым и Перфильевым, прибывшими с Яика с 300 казаками. В середине мая Пугачев овладел рядом других крепостей Верхне-Яицкой дистанции, в том числе Троицкой. Он находился теперь к востоку от Уральского хребта и двигался в направлении к Челябинску.

Казалось, что повторяется такое же нарастание успехов, как в сентябре предыдущего года. Среди властей опять возникла тревога, тем более что сведения., о местонахождении самого Пугачева были смутны. Под Троицкой крепостью Пугачев собрал около 10 тыс. чел. Но это войско было еще хуже вооружено и еще менее пригодно для больших военных действий, чем в свое время «главная армия» под Оренбургом. 21 мая генерал Деколонг разбил Пугачева под Троицкой крепостью. Это было четвертое, большое поражение Пугачева: он потерял более 4 тыс. убитыми и пленными, почти всю артиллерию и огромный обоз. Но поражаемый в одном месте, Пугачев быстро восстанавливал свои силы в другом. При локальности Крестьянской войны именно быстрые переходы Пугачева с места на место, хотя бы и в результате поражений, давали ему возможность пополнять свои потери все новыми и новыми людскими ресурсами.

От Троицкой крепости, пробираясь горными переходами па северо- запад, Пугачев вышел на р. Миасс, проследовал через Чебаркуль, Златоуст и Саткинский завод. 3 июня у дер. Лягушипой ему нанес поражение Михельсон, который с этого времени стал его главным преследователем. Но в последующие же дни Пугачев соединился с Салаватом Юлаевым и 3 тыс. башкир. Опять широко расходились по Башкирии пугачевские манифесты, вызывая всюду движение. Развитие восстания в Башкирии спутало карты врагов. Михельсон, утратив сведения о местонахождении самого Пугачева, повернул в сторону Уфы, а Пугачев ушел в сравнительно свободную от правительственных войск сторону. Действуя вместе с Салаватом Юлаевым, он взял Красноуфимск, а затем Осу (21 июня). Правительственные войска, собраппые в этом городе, насчитывали до 1100 чел. Тем не менее и несмотря на неудачу предпринятого Пугачевым штурма, защитники Осы сдались ему во главе с командовавшим майором Скрипицыным, уверовавшим, по словам очевидца, что перед ним действительно Петр III. Из сдавшихся частей был создан особый «Казанский» полк. 27 июня Пугачев был на Ижевском заводе. Он теперь находился на главном казанском тракте и шел прямо к этому крупнейшему центру Поволжья, пе встречая серьезных препятствий па своем пути. Взяты были Сарапул, Заипск, Елабуга. В Казани и ее окрестностях среди дворян, чиновников и купцов царило полное смятение, а в пародных массах — радостное возбуждение. Силы двигавшегося вперед войска Пугачева бурно нарастали, как катящийся снежный ком. Во многих селения! крестьяне поголовно уходили с Пугачевым. Под Осой у Пугачева было 8 тыс. чел., а когда 12 июля он подошел к Казани, в его войске было уже 20 тыс. Под Казанью разыгралось одно из наиболее крупных сражений за всю историю Крестьянской войны 1773—1775 гг. Войска Пугачева атаковали город четырьмя колонпами, с четырех сторон, и заняли его; оборонявшиеся ополченцы из жителей были быстро смяты или перешли па сторону атакующих. Но в казанском кремле заперлись наиболее боеспособные части правительственных войск во главе с П. С. Потемкиным. И здесь раздавались голоса, что следует сдаться. Потемкин тут же в кремле повесил двоих и только «тем устрашил всех и припудпл к повиповенню». Город за пределами кремля почти весь сгорел.

Среди освобожденных в Казани колодников оказались жена и дети Пугачева; он затем возил их с собой и проявлял заботу о них, говоря, что это — семья «друга моего Емельяна Пугачева, который замучен за меня в тюрьме под розыском».

Пугачев готовился к штурму казанского кремля, но в тот же день к Казани подошел Михельсон, снова напавший на след Пугачева. Здесь произошло еще два сражения. После первого из них Пугачев оставил Казапь, но, отойдя на 20 верст, собрал новые силы и 15 июля пытался вновь овладеть городом. Он попес новое, сильнейшее поражение, потеряв около тысячи убитыми; все его 20-тысячное войско было рассеяно или взято в плеи. Среди пленных был Белобородов. Пугачев 17 июля лишь с 400 спутниками переправился на правый берег Волги. Таким образом, войска Пугачева были очень быстро вытеснены из Казани, однако взятие и сожжение восставшими одного из крупнейших городов империи произвело огромное впечатление.

На правом берегу Волги и к западу от нее появлепие Пугачева явилось сигналом к такому бурному и стремительному развитию крестьянского восстания, что оно далеко превзошло события всех восьми месяцев войны. Восстание развертывалось теперь в сравнительно густо населенных местах, среди огромных масс помещичьих и государственных крестьян нерусских народностей. Перенесение его в центр страны становилось теперь очень вероятным, и это потрясало уя^асом дворян во всей империи. Действительно, лишь часть волжского правоберея^ья, которая была охвачена восстанием летом 1774 г., насчитывала 3 млн. населения.

19 июля Пугачев был в г. Цивильске, 20-го — в г. Курмыше; оп двигался прямо на запад от Казани, в направлении к Нижнему Новгороду. Здесь, к западу от Волги, не было крупных правительственных сил; они были стянуты в Башкирию и Приуралье и остались у Пугачева позади. Оказавшийся к нему ближе других Михельсон мог только идти за пим по пятам, стараясь его настигнуть, но после Казани это ему долго ие удавалось. Однако идти дальше, прямо па запад, к центру страны Пугачев не решился, понимая трудность действий в центре, где в руках господствующего класса имелись наиболее крупные военные и административные ресурсы. Дойдя до р. Суры, он повернул на юг и пошел сначала параллельно течению Волги, поодаль от нее, а затем вышел к правому ее берегу, пытаясь уйти опять на одну из казачьих окраин.

Повернув на юг, Пугачев 23 июля был в г. Алатыре, где провел два дпя, 27 июля — в Саранске, 1 августа — уже в Пензе, в 120 верстах от Сарапска. Здесь он пробыл всего лишь три дня. Его стали настигать передовые кавалерийские отряды из частей Михельсона; сам Михельсон задерживался, отвлеченный в сторону ложным известием, что Пугачев направился к Арзамасу.

4 августа Пугачев занял Петровск, а 6 августа — Саратов. Он оказался опять в районе расположения правительственных войск, но переход на его сторону части солдат и большинства жителей дал ему возможность легко овладеть Саратовом. Пугачев пошел дальше, двигаясь вдоль Волги. К нему присоединилось около 1 тыс. волжских судовых рабочих; восставшие передвигались пе только пешком, но и спускались по реке па захваченных ими судах.

16 августа восставшие крестьяне под руководством Пугачева одержали свою последнюю победу над правительственными войсками в битве на р. Пролейке, недалеко от Дубовки. Победой они были обязаны главпым образом переходу на их сторону солдат, донских казаков и калмыков. После этого сражения была занята Дубовка — центр волжского казачьего войска.

Пугачев шел вперед, всюду находя народные массы вполне готовыми к его встрече. Обычно народное движение разгоралось уже при первых слухах о его приближении. Крестьяне одного из сел Кадомского уезда еще весной приняли на сходе решение послать ходоков к «императору Петру Федоровичу» с прошением, чтобы им не быть за помещиком. В Нижнело- мовском уезде «все, как помещичьи крестьяне, так и однодворцы, идут к нему (Пугачеву.— Ред.) в повиновение и присягают» Однодворцы этого уезда послали представителей разыскивать «команду государя Петра Федоровича» и звать ее в г. Нижний Ломов. Экономические крестьяне Тамбовского уезда в ожидании Пугачева исправляли дороги, мосты и заранее готовили для «Петра III» и его войска провиант .

Пламя Крестьянской войны бушевало не только в непосредственной близости от пути следования армии Пугачева, но и далеко в стороне от него. Восстание вспыхнуло в г. Инсаре и его уезде и в соседнем Красно- слободском уезде; в бассейне р. Мокши восставшие заняли города Троицк, Наровчат, Нижний и Верхний Ломов, Темников, осаждали и лишь случайно не взяли г. Керенск. Здесь сформировались многочисленные отряды крестьян, действовавшие отдельно и самостоятельно, во главе с руководителями из местных крестьян — Петром Евсевьевым, Яковом Ивановым, Михаилом Евстратовым. В Пензенском и Петровском уездах действовали в качестве «полковников» и «атамапов» братья Иван и Алексей Ивановы из крестьян голицынских вотчип. О них впоследствии, когда они были пойманы, П. И. Панин писал Екатерине II как о «знаменитых» атаманах. В этом же райопе и дальше к югу известен атахмап Каменский из острогожских украинцев. Эти отряды (в некоторых насчитывалось до 3—4 тыс. чел.) то соединялись вместе, то распадались. Несмотря на тяжелые поражения при столкновениях с правительственными войсками, они иногда воссоздавались вновь через каких-нибудь несколько дней. Восстание охватила также Борисоглебский, Новсхоперский и Тамбовский уезды Воронежской губернии.

Восставшие вешали помещиков и приказчиков, управителей казенных и экономических волостей, чиновников в уездных городах. Кое-где в мордовских селениях были повешены и священники.

В отдельных случаях в ряды восставших становились купцы. Многочисленны и факты участия сельского и даже городского духовенства в восстании. Известен, например, переход саратовских купцов па сторону Пугачева. Инсарский купец Дубцов оказался даже главарем небольшого отряда, в котором находился и священник дворцового села. Но все это — только эпизоды, так же как не характерны и отдельные случаи, когда чиновники или офицеры-дворяне оказывались, вольно или невольно, на стороне Пугачева. В движение пришли огромные массы крепостного крестьянства, экономические крестьяне и однодворцы.

По официальным данным, за все время Крестьянской войны восставшими было убито или казнено 3 тыс. чел. (2791 чел.— без сведений из ведомостей 14 городских канцелярий), из них больше половины — дворяне. Несомненно, что значительное большинство этих потерь, понесенных господствующим классом, приходится на лето 1774 г.

Для правительства помещиков летом 1774 г. положение было грозным не только в районах, непосредствепно охваченных восстанием. К западу и северу, все ближе к центру дворянской империи, наблюдались факты, возбуждавшие смятение и ужас в дворянстве и глубочайшую тревогу в петербургском придворном мире. В своем донесении императрице от 13 августа П. И. Панин писал: «Искры ядовитого огня от настоящего самозванца и употребляемых от него ко всей черни прельщений зачипают пламенем своим пробиваться не только в тех губерниях, коими сам злодей проходил..., но обнимают и здешнюю Московскую и Воронежскую губернии»

Очень тревожные сведения сообщали местные власти своему начальству из Шацка, Сапожка (Рязанского), Гремячего и самой Рязани, донося о случаях открытого «ослушания» крестьян, которые на своих многолюдных сходах «в великом азарте» принимали решения не повиноваться более властям и вели «толкования» о Пугачеве  .

Московский главнокомандующий М. Н. Волконский вел на эту тему переписку с воеводскими канцеляриями Переяславля-Залесского, Волоколамска, Можайска, Дмитрова и других городов Московской губернии. Сама Екатерина II сообщила Волконскому получепные в Петербурге сведения из Тулы, «будто там между ружейными мастеровыми неспокойно» .

Малоярославецкая уездная канцелярия доносит в Москву, что «коллежского асессора Гончарова фабричные 3 человека при объявлении им осторожности от Пугачева... говорили касательно того непристойные речи». Они были отосланы в Тайную экспедицию. Волконский сообщает о принятых им мерах «ловить разгласителей и возмутителей, как уже таковой в Коломне и пойман, и теперь в Тайной экспедиции допросы производятся».

О настроениях дворян в Москве говорит в своих записках А. Т. Болотов: «Мысли о Пугачеве не выходили у всех у нас из головы, и мы все удостоверены были, что вся подлость и чернь, а особливо все холопство и наши слуги, когда не вьявь, так втайне, сердцами своими были злодею сему преданы, и в сердцах своих вообще все бунтовали и готовы были при малейшей взгоревшейся искре произвести огонь и поломя... И как при таких обстоятельствах не могли мы на верность и самых наших слуг полагаться, а паче всех и не без основания почитали еще первыми и злейшими врагами..., то того и смотрели и ждали, что при самом отдаленнейшем еще приближении к Москве вспыхнет в ней пламя бунта и народного мятежа»  .

По левую сторопу Волги летом 1774 г. продолжал борьбу вождь мещеряков Бахтияр Каныкаев. Он стремился сохранить связь с Пугачевым п его «Военной коллегией», посылал в «коллегию», а также другим башкирским вождям рапорты и сообщения об успехах Пугачева, о взятии им будто бы Москвы.

Летом 1774 г., когда движение с необычайной быстротой охватило правый берег Волги и стало распространяться в среде главным образом помещичьих и государственных крестьян,— в это время усилилась острота выявления его классовой сущности, стало более ясным понимание восставшими целей движения. Об этом говорят прежде всего пугачевские манифесты. Знаменитый маиифест, паппсаппый сразу же после перехода Пугачевым Волги и известпый в нескольких списках, самый раппий из которых датирован 18 июля, гласил: «...Жалуем сим имяипым указом с монаршим и отеческим нашим милосердием всех, находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков, быть верноподданными рабами собственной пашей коропе и награждаем древним крестом и молитвою, головами и бородами, вольностью н свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями, леспыми, сенокосными угодьями и рыбпымн ловлями и соляными озерами без покупки и без аброку и свобождаем всех прежде чинимых от злодеев дворяп и градских мздоимцев — судей крестьяном и всему пароду налагаемых податей и отягощеинев. И желаем вам спасепия дуга и спокойной в свете жизпи, для которой мы вкусили и претерпели от прописанных злодеев-дворян странствие и пемалые бедствия. А как ныне имя наше властию всевышней десницы в России процветает, того ради повелеваем сим нашим имянным указом: кои прежде были дворяне в своих но- местиях и вотчинах, оных противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами. По истреблепии которых противников и злодеев — дворян всякой может возчувствовать тишппу и спокойную жизнь, коя до века продолжаться будет»  .

Манифест свидетельствует об относительно высокой ступени политического сознания, какой способпа была достигнуть крестьяпская война феодальной эпохи. Узко местпые требования, звучавшие в первых манифестах Пугачева, здесь сменились единым, выраженным с полпоп ясностью и неумолимой определенностью, стремлением к уничтожению дворянской власти, самого дворянства, как класса, и к освобождению крестьян от векового гпета.

В отпосптельно более развитом виде, чем в каком-либо другом памятнике крестьянских войн в России, в этом манифесте Пугачева можно видеть известные зачатки программы. Отмена крепостной зависимости, уничтожение дворянства, равенство перед закопом (подвластность всех царю), отмена рекрутчины, денежных податей и поборов, передача земли — вот основные пункты этой стихийно нарождающейся программы, выражеппые в манифесте с такой четкостью, какой не встречаем пи в одном из более ранних памятников, отражающих политическое мышление и кругозор восставших крестьян и казаков.

Другие из манифестов этого периода обращены к допскпм казакам Березовской и Антиповской станиц в надежде подпять их i-три продвижении Пугачева к югу. Мапифест призывал казаков «оказать ревность и усердие для истребления вредителытых обществу дворян» Автором этих манифестов был, повиднмому, последний секретарь пугачевской «Военной коллегии» Алексей Дубровский (он же Ив. Трофимов), мценский купеческий сып.

Крестьяне, поднявшиеся на борьбу летом 1774 г., были глубоко убеждены, что «император Петр Федорович» принес им действительное освобождение от крепостной неволи и тяжелых государственных повинностей  . В Пензенском уезде местный крестьянин Иван Иванов, пазвавший себя полковником, объявил крестьяпам: «Вы-де помещичьи пе будите, а будите все государевы; и, сверх того, через семь лет от подушного оклада и от рекрутского набору [государь] освобождает; а соль велит отпускать по двадцати копеек пуд»  . Отмену основных государственных повинностей мыслили лишь как временную льготу, а пе уничтожение павсегда. Проявилось и стремление иметь свой, народный суд. Крестьяпам дворцовых волостей около г. Троицка местные руководители движения говорили, что нужно повесить воеводу, его товарища, управителя и подьячих и создать свое правосудие. ХОДИЛИ смутные слухи и о том, что «государь Петр Федорович» вводит новые порядки владения землей: говорили, что он «землю меряет и заборы утвердил, только столбы не поставлены» 4.

Восставшие горячо верили в то, что совершилась окончательная перемена, что существовавший гнет уппчтожен навсегда. В записках современника — молодого дворянина Мертваго, находившегося в плепу у собственных крестьян, рассказывается, что когда автор записок пообещал одному крестьянину заступиться за него впоследствии перед властями, то выслушал в ответ: «Врешь, этому не бывать; прошла уже ваша пора»  .

Восстаппе к западу от Волги развертывалось в районе с многонациональным составом населения, но замечательно, что здесь совсем пе ощутимы проявления каких-либо национальных противоречий среди восставших

В одних отрядах соединялись русские, чуваши, татары и мордва. Разгрому в равной мере подвергались как русские помещики, так и эксплуататорская верхушка местного нерусского населения.

Итак, стремление уничтожить крепостной строй и власть дворян выступало летом 1774 г. гораздо более явственно, чем в первые месяцы крестьянского восстания; создавались некоторые наметки программы последующих преобразований, отвечавших интересам основной массы населения страны в целом, а не специфически местным нуждам; летние месяцы 1774 г. — самая знаменательная пора в истории Крестьянской войны под руководством Е. Пугачева. Однако в организационном отношении движение на последнем своем этапе оказалось еще более слабым, еще более стихийным, чем на Яике и в Приуралье. События развивались настолько стремительно, сам Пугачев двигался так быстро, что не успевали сложиться даже те примитивные формы организации, какие были в лагере с. Берды. Хотя при Пугачеве существовала и в это время «Военная коллегия», которая пыталась наладить связи и переписку с разными местами, но самые обстоятельства весьма мало благоприятствовали развитию ее деятельности.

Формы вовлечения людей в движение были разные. Часть восставших крестьян принимала наименование казаков, стриглась по-казачьи и, образуя отряды, уходила к самому Пугачеву или действовала самостоятельно, переходя с места на место. Там, где проходил Пугачев, производились и принудительные наборы в его войско, но в огромном большинстве в «казаки» шли добровольно. «Казаками» все же становилась только меньшая часть восставших. В отдельных местных партиях «казаков» насчитывалось иногда всего лишь по нескольку десятков человек и даже меньше десятка. Большинство населения, восставая, расправлялось с местными властями и помещиками, при этом вооружались как могли, приглашали к себе пугачевских атаманов и казаков или самого «Петра Федоровича», встречали его с колокольным звоном, присягали ему, но в «казаки» не шли и оставались на месте.

Как скудно было вооружение восставших в эту пору, свидетельствуют многочисленные показания источников. Согласно рапорту из воеводской канцелярии Кереиска, в отряде напавшего на город атамана Якова Иванова насчитывалось до 2 тыс. чел., 2 пушки и 10 ружей  . В войске самого Пугачева при подходе его к Царицыну из 6 тыс. чел. «только почесть оружейных тысяч и с две, а то все без всяких оружий», причем в обозе из 500 с лишним повозок ехало «многое число жен и обоего пола детей». Другой свидетель, видевший войско Пугачева между Саранском и Пензой, говорит, что в нем было людей тысяч до двух с разным оружием, а у большей части имелись обожжепные колы и ножи. В небольших отрядах «казаков» (в десять или менее человек) оружие состояло обычно всего из двух-трех рогатин, тесаков и «разного дреколья»  . Неудивительно, что при таком вооружении, при полном отсутствии выучки и очень слабой дисциплине среди восставших регулярные правительственные войска имели неизмеримое превосходство на поле сражения.