ИСТОРИЯ РАСТЕНИЙ

Фиксизм - теория устойчивости континентов и палеоботаника. Флора границы карбона и перми

Парадокс № 1

Для выбранного промежутка времени мы можем построить довольно точную картину распределения флоры различных климатов. Посередине располагалась полоса тропиков: почти вся Северная Америка, Гренландия, Северная Африка, Западная Европа, большая часть Европейской территории Союза, Малая Азия, Средняя Азия, Китай, Корея и Юго‑Восточная Азия. Проведем границы поточнее, опираясь на местонахождения ископаемых растений этого возраста и взглянем на получившуюся карту (рис. 26).

Картина в целом знакомая ‑ примерно то же, что и сейчас. В середине ‑ тропики, по краям ‑ внетропические флоры. Удивление вызывают только очертания этих зон. В нашем представлении тропическая зона ‑ это более или менее правильная полоса, расположенная вдоль экватора (рис. 29). На современной климатической карте эту правильность не может нарушить даже весьма неравномерное расположение материков и океанов (в Северном полушарии площадь материков значительно больше, чем в Южном).

Рис. 29. Распространение современных тропических дождевых лесов с деревьями без колец прироста (1) и распространение тропической флоры вообще (2)

Даже близкого подобия этой правильной картины мы не видим на нашей пермско‑карбоновой карте. На долготе Америки и Западной Европы ширина ископаемой тропической зоны ‑ 6‑8 тыс. км. На долготе Памира зона сужается до тысячи километров. Но не это главное, Почти вся тропическая зона располагается в Северном полушарии! Лишь в Индонезии и, возможно, Южной Америке она немного заходит за экватор. Зато Южное полушарие почти полностью занято единой внетропической, довольно холоднолюбивой глоссоптериевой флорой, Сам по себе этот факт вызывает недоверие к фиксизму, т. е. к теории устойчивости континентов. Палеоботаники не могут себе представить, чтобы одни и те же растения (не отдельные роды и виды, а достаточно богатая флора) могли спокойно существовать в 450 км от Южного полюса и на 30° севернее экватора в Кашмире и в то же время на еще большем протяжении в перпендикулярном направлении.

Конечно, "не могут себе представить" ‑ еще не очень веский аргумент, так как фиксисты точно так же не могут представить передвижение материков. Наиболее ортодоксальных из них из‑за этого не могут переубедить уже никакие аргументы. Но все же здесь идет речь о представлениях различного порядка. Когда палеоботаники говорят о невозможности такого распространения растений, они опираются на хорошо познанные закономерности их географического распределения. Мы уже достаточно знаем об ископаемых растениях, чтобы категорически утверждать, что они имели в принципе тот же набор тканей и клеток, что и современные нам растения. Мы можем дать голову на отсечение, что наземные растения от палеозоя доныне сохранили свои потребности во внешней среде, сохранили норму реакции на эту среду. В первой главе мы говорили, что растения набрали свой "лексикон", которым они изъясняются с внешним миром, еще в девонское время. Поэтому у палеоботаников нет никаких оснований наделять растения геологического прошлого волшебными чертами, позволявшими им не обращать внимания на географию, селиться так, как это удобно для сторонников постоянства материков.

Когда сторонники фиксизма говорят, что они что‑то не могут представить, то речь идет о совсем других материях. Они не могут себе представить процессы, протекавшие за миллионы лет на пока недоступных глубинах нашей планеты. Здесь часто, по сути дела, и представлять нечего, так мало мы знаем, что делается и делалось на глубинах в сотни километров. Никакие физические рассуждения тут нельзя принимать во внимание до тех пор, пока не будет доказано со всей очевидностью, что взятые за основу физические законы действительны и для сотен миллионов лет. Ведь за такой длительный срок происходят процессы, которые тоже довольно трудно представить, подходя к ним с обычными временными мерками. Разве могли бы мы себе представить, если бы не видели этого в природе, что пласты твердых, как кремень, пород могут изгибаться в прихотливые складки, как будто они вылеплены из пластилина? Но вернемся к нашему предмету.

С юга тропическая зона охватывает полукольцом Ангариду с ее внетропической флорой. Площадь Ангариды в 10‑15 раз меньше Гондваны (если высушить океаны между южными материками). Опять какая‑то несуразица. Интересно и то, что ангарская флора, видимо, была более теплолюбива, чем гондванская. Наверное, это оттого, что здесь не было ледников, а если и были, то небольшие и мало влиятельные.

В современных климатических зонах также отмечается асимметричность. В Южном полушарии почти нет умеренной зоны, здесь тропики и субтропики очень резко сменяются тундрой. Но нынешняя асимметричность почти не касается самих тропиков, что хорошо видно на картах распространения тропического климата в целом и отдельных характерных растений, например пальм. Нынешние тропические дождевые леса с их древесиной без годичных колец также располагаются правильной полосой вдоль экватора. На нашей пермско‑каменноугольной карте все не так, и это первый палеоботанический парадокс.