СРЕДНИЙ ПАЛЕОЛИТ КРЫМА В КОНТЕКСТЕ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

Эволюция мустьерских неандертальцев в верхнепалеолитических гомо сапиенсов

Скорее всего, «микокский феномен» представляет собой одну из универсальных форм адаптации кремнеобработки первобытных коллективов к условиям окружающей среды, конвергентно возникавшую в разных регионах Старого Света еще в среднем плейстоцене и существовавшую вплоть до вюрма III/IV.

При этом следует отметить, что в Европе более древние западные комплексы гораздо больше типологически отличаются от центрально- и восточноевропейских, чем последние между собой.

Основой такого отличия служат специфические «микокские рубила» и ряд форм бифасов, характерных для мустье с ашельской традицией, в западноевропейских памятниках и редкость или полное отсутствие такого набора в центрально- и восточноевропейских микокских индустриях. В то же время, симметричные и асимметричные двусторонние орудия, в том числе с обушковыми элементами, встречаются на всей территории Европы.

Проблемы возникновения и эволюции «микокских индустрий» Европы далеки не только от своего решения, но даже и от предложения какой-либо хоть как-то обоснованной гипотезы. Причиной такого положения является, в первую очередь, недостаток технико-типологических и естественнонаучных разработок для подавляющего большинства памятников связанных с данной проблематикой.

В настоящее время, западное происхождение микокских индустрий противоречит имеющимся данным по хронологии центрально- й восточноевропейских комплексов. Причем, с открытием рисс-вюрмской микокской индустрии в Крыму (Чабай, 20036) появилась реальные шансы к еще большему удревнению восточноевропейского микока.

Если в рисс-вюрме Крым действительно был островом, то его заселение должно было произойти еще в рисское время. То есть, появление на территории Восточной Европы рисских микокских комплексов вполне вероятно.

«Достоверно» западным происхождением могут «похвастаться» только леваллуа-мустьерские индустрии бассейнов рек Прут и Днестр. Их связь с многочисленными леваллуазскими рисскими комплексами Центральной Европы, в первую очередь Королево, если не бесспорна, то наиболее вероятна.

Итак, с определенной степенью уверенности можно утверждать, что с запада в позднем плейстоцене на территорию Восточной Европы проникли только носители леваллуа-мустьерских индустрий. Исходя из имеющихся данных, реконструкция «миграционных» процессов среднего плейстоцена не возможна в принципе. Проблема происхождения восточноевропейского микока и пластинчатого мустье еще далека от своего решения.

Первая версия перехода от среднего к верхнему палеолиту в Восточной Европе была предложена Г.А. Бонч-Осмоловским (1928,1934) в конце 20-х - начале 30-х годов прошлого века.

Исходя из общих воззрений на непрерывный и поступательный характер эволюции, Г.А. Бонч-Осмоловский предполагал, что неандертальцы - носители «древнепалеолитических» методов обработки камня - физически трансформировались в Homo sapiens (1934, с. 155). При этом трансформация коснулась не только антропологического облика, но и материальной культуры.

Для подтверждения тезиса о постепенном перерастании материальной культуры неандертальцев в материальную культуру Homo sapiens использовались материалы нижнего слоя Сюрени I, где было обнаружено сочетание мустьерских и ориньякских изделий (Бонч-Осмоловский, 1934, с. 150).

Главной причиной и основным толчком указанных трансформаций Г.А. Бонч-Осмоловский считал наступившее к этому времени оледенение, изменившее «весь органический мир», вместе с которым «должен был измениться и человек с его культурой» (1934, с. 147).

Г.А. Бонч-Осмоловский не указывал, какие именно мустьерские комплексы могли стать генетической подосновой верхнего палеолита, хотя и предполагал определенную технологическую связь в изготовлении и использовании ряда типов орудий Сюрени I и Шайтан-Кобы: «... в нижнем слое Сюрени I среди архаических орудий имеется мустьерского типа остроконечник, оживленный подобно шайтан- кобинскому резцовым сколом» (1934, с. 149).

С этого времени идея поступательной эволюции мустьерских неандертальцев в верхнепалеолитические Homo sapiens стала ведущей в исследованиях советских археологов.

«Если историческая преемственность эпохи мустье, с одной стороны, и позднего палеолита, с другой, не может вызывать у нас никаких сомнений, остается все же недостаточно выясненным, в каких конкретных формах происходила смена примитивного неандертальского типа человеком современного физического склада» (Ефименко, 1953, с.262).

Насыщение положения «исторической преемственности» конкретным содержанием стало достижением следующего этапа в изучении палеолита Крыма и Восточноевропейской равнины. А.А. Формозов (1958) предложил рассматривать среднепалеолитический кремневый комплекс Староселья, как генетическую подоснову костенковско-стрелецкой культуры, а обнаруженные в том же Староселье человеческие остатки сыграли роль очередного связующего звена между неандертальцами и человеком современного физического типа. Эта идея была единодушно поддержана рядом исследователей, которые, как, впрочем, и сам А.А. Формозов, не стали затруднять себя ее доказательствами. Более того, несмотря на крах «старосельского мальчика», как связующего звена антропологических характеристик неандертальцев и Homo sapiens (Monigal et al. 1998), гипотеза генетической связи крымских среднепалеолитических индустрий с двусторонними орудиями и верхнепалеолитической костенковско- стрелецкой культуры оказалась поразительно жизнестойкой (Аникович, 2000).