БОРЬБА КРЕСТЬЯН ЗА ЗЕМЛЮ

СВЕДЕНИЯ О БОРЬБЕ ЗА ЗЕМЛЮ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 14 - ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ 15 века. Правая судная грамота

Сведения о конкретных земельных конфликтах в это время (в том числе с участием крестьян) имеются в новгородских и псковских актах  . В общей форме о возможности земельных конфликтов на территории, в течение большей части XIV в. подчиненной Новгороду Великому, говорится и в памятнике законодательного типа — в Двинской уставной грамоте 1397 г. В ее статье 4 сказано: «А друг у друга межу переорет или перекосит на оди- ном поле, вины боран: а межы сел межа — тритцать бел; а княжа межа — три сорока бел; а вязбы в том нет»  .

В новгородских и псковских актах, в Новгородской и Псковской судных и Двинской уставной грамотах уже во второй половине XIV — первой половине XV в. в ходу такие наименования судебных документов (в том числе фиксировавших дела по земельным конфликтам), как «судная» (или «судница»), «бессудная», «утягальная» и, наконец, «правая» грамоты  .

Самым ранним из сохранившихся документов, в котором упомянуто о правой грамоте, является послание митрополита Феогно- ста середины XIV в. (около 1343—1353 гг.) властям, духовенству и православным жителям Червленого Яра о принадлежности этого края Рязанской епархии. «И дал есьм владыце рязаньскому Кю- рилу грамоту правую, как то и братья моя дали митрополиты...» (разумеются митрополиты Максим и Петр)  . Конечно, термин «правая грамота» в этом церковно-политическом документе имеет иной, не чисто судебный оттенок.

Но от второй половины XIV в. уже сохранились известия и о конкретных земельных конфликтах в Северо-Восточной Руси. Наиболее раннее из них, к сожалению, довольно глухое, дошло до нас в виде краткой записи в тексте «Описи» хранилища Чудова монастыря 1755 г., где под № 45 упомянута «судная грамота великого князя Димитрия Ивановича, у ней печать черная»  .

Раскрыть значение этой записи непросто. Во-первых, неясно, какой тип грамоты имеется в виду: «судная» правая или «судная» несудимая (то есть предоставляющая судебный иммунитет монастырю). Исходя из того, что было только что сказано о терминах для обозначения грамот по земельным тяжбам, весьма вероятно, что в «Описи» разумеется правая грамота Дмитрия Донского. Но когда мы говорили о «судной» грамоте как синониме «правой», речь шла об альтернативном употреблении этих терминов в текстах документов XIV—XV вв.

А перед нами «Опись» середины XVIII в., причем содержащая не список, то есть не самый текст грамоты XIV в., а регистрационную запись о существовании когда- то в архиве Чудова монастыря какой-то «судной» грамоты Дмитрия Донского, запись, неизвестно когда и кем первоначально сделанную. Неизвестно и откуда взят эпитет «судная»: из текста самой грамоты или это — определение, данное ей составителем списка чудовских грамот на основе ознакомления с ее содержанием. И еще: допустим, что эта грамота правая. Но по земельному ли делу? Ведь правые грамоты могли составляться и по тяжбам не о земле.

Помочь в данном случае может только изучение других мест «Описи» 1755 г. Под № 54, 55, 203 и 353 в ней упомянуты «судные» же грамоты на земельные владения (села, деревни и «землю»). Одна из этих грамот (№ 54) сравнительно близка по времени к грамоте № 45: дата ее— 1429 г. Очевидно, это такие же по типу акты, как и грамота Дмитрия Донского. Следовательно, и она касается каких-то земельных дел. Но правая ли она? Под № 73 в «Описи» упомянута «жалованная судная грамота на паргамине великого князя Ивана Васильевича архимандриту Феогносту з братиею на село Марьино и на протчие к тому ж селу Марьину деревни, на крестьян и на протчее, за печатью красного воску, 7006-го года августа месяца, на столбце». Это, очевидно, — жалованная несудимая и с другими «протчими» привилегиями грамота, а не правая.

Под № 353 в той же «Описи» записана «судная великого князя Василия Ивановича на землю села Лушков, 7013 году». В «Описи» упомянуты еще четыре грамоты на это село: № 364 — «жалованная грамота» Василия II, «чтоб на то село и деревни никому не ездить»; № 366 — «жалованная» Ивана III (ниже добавлено: «по осмотру явилась Василия Васильевича»), «чтоб никому не судить» (то есть жалованная несудимая); № 367 — «розъезжая... з деревнею Прудищем» Ивана III, «7001-году»; № 515 — «данная на село Лушки, 7015 году». Из этого перечня явствует, что упоминаемая под № 353 «судная» грамота — не несудимая. В той же «Описи» под № 1 (по второй нумерации) указана «жалованная грамота» Василия II на села Жилино, Черкизово, Тюфтецово «и на протчие села и деревни». Далее в этом пункте говорится: «А назади, за подписанием рукою Ивана Федорова, о невьезде в те села никому и о суде крестьян архимандриту и о протчем». Следовательно, «Опись», если и употребляет термин «судная» грамота по отношению к жалованным несудимым грамотам, то в сочетании с прилагательным «жалованная».

Наконец, одна из грамот, названная в «Описи» «судной» {«№ 203. Судная грамота царя Иоанна Васильевича, 7014 году на Зубцовские деревни»), к счастью, сохранилась в подлиннике. Это — правая грамота 1505—1506 гг. февраля 27, данная Чудову монастырю на землю монастырского сельца Клеопинского деревни По- топловской, Плесской волости, Костромского уезда, бывшую в споре с волостными крестьянами деревни Зубцова. Крестьяне на суде говорили, что спорная земля — «черная нашей деревни Зубцовские из старины». Суд производился «по великого князя грамоте Ивана Васильевича всея Руси»  .

Итак, можно считать, если не доказанным, то весьма вероятным, что упоминаемая «Описью» 1755 г. грамота Дмитрия Донского— это правая грамота, выданная им Чудову монастырю по земельной тяжбе, выигранной у кого-то чудовскими монахами. С кем была у монастыря эта тяжба, установить невозможно. Дата грамоты ограничивается временем от основания Чудова монастыря до смерти Дмитрия Донского, то есть около 1365—1389 гг.

Кроме этого указания на возможную практику разбора Дмитрием Донским земельных тяжб («чудовская» тяжба вряд ли была единственной) можно привести еще несколько свидетельств интереса этого великого князя, да и не только его лично, к вопросам землевладения. Одно из них содержится в докончании Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем Храбрым 1389 г. и не имеет аналогий в других договорных грамотах. После довольно обычного положения докончаний: «А сел ти не купити в моемь оуделе, ни в великом княженьи, ни твоим детем, ни твоим бояром», следует текст (от имени Дмитрия Донского): «А хто будет покупил земли данные, служнии или черных людии, по отца моего животе... а те, хто взможеть выкупити, ине выкупят, а не взмогут выкупити, ине потянут к черным людем. А хто не въсхочет тянути, ине ся земль съступят, а земли черным людем даром». Далее говорится: «Так же и мне, и моим детем, и моимь бояром сел не купити в твоемь оуделе. А хто будет покупил, а то по тому же»  . Это место докон- чания Дмитрия Ивановича с Владимиром Андреевичем не раз рассматривалось в литературе . Содержание грамоты указывает на особую заботу о сохранении фонда черных земель, о предохранении их от расхвата частными феодалами, которую проявляет великий князь в одном из «итоговых» документов своего княжения.

Второе известие, на которое представляется полезным обратить внимание, содержится во второй духовной грамоте Дмитрия Донского (1389 г.), где сказано: «И что вытягал боярин мой Федор Андреевич на обчем рете Товъ и Медынь оу смолнян, а то сыну же моему, князю Андрею» . «Обчий рет» — смесный суд . «Смол- няне» — жители Смоленской земли . Это известие интересно как показатель активной и в данном случае успешной деятельности правительства Дмитрия Донского по увеличению земельных фондов Московского великого княжества путем использования практики смесных судов.

Все сказанное в сочетании с данными, позволяющими предполагать попытки проведения в период правления Дмитрия Донского каких-то реформ в области законодательства, в военном деле  , как будто свидетельствует об усилении внимания тогдашних правящих кругов Московского великого княжества к земельному вопросу, которое вызывалось, по-видимому, известным оживлением в это время внутриклассовой, а также, может быть, и классовой борьбы за землю . Этому оживлению могло способствовать и относительное равновесие сил Руси и Орды, достигнутое в результате активизации освободительной борьбы русского народа во второй половине XIV в. против монголо-татарского ига.

Больше известий о конкретных земельных конфликтах сохранилось от времени княжения сына Дмитрия Донского — Василия I. В выписи из «Описи» Посольского приказа 1626 г. имеется краткое сообщение: «Грамота правая, что судил князь великий Васи- лей Дмитриевич Ивана Федоровича с Ываном с Хоробровым, а которой Иван Федоровичъ словет, и в котором году грамота писана, тово в грамоте не написано» . Упоминаемая здесь правая грамота датируется временем княжения Василия I, то есть 1389—1425 гг. . «Иван Федорович», упоминаемый «Описью» судя по написанию отчества на «вич» — феодал. Известны также несколько бояр Дмитрия Донского и Василия I с такими именами и отчествами: И. Ф. Собака-Фоминский, И. Ф. Воронцов, И. Ф. Квашнин . Иван Хоробров, очевидно, тоже вотчинник: о его селе говорится во второй духовной Дмитрия Донского . Это сообщение «Описи» интересно как одно из наиболее ранних известий о конкретном судебном деле в Северо-Восточной Руси. К сожалению, неизвестно, о чем была эта тяжба.

Вероятнее всего — о земельном деле, так как правыми грамотами обычно оформлялись земельные тяжбы. Известно также, что именно земельные споры нередко разбирал и разрешал сам великий князь. О том, что в это время нередко сам великий князь занимался земельными делами, имеются уже прямые документальные свидетельства. Так, указной грамотой 1408—1425 гг. Василий I запрещал митрополичьему «поледчику» и «его товарищам» «вступаться» в две заводи — Глубокую и Кержацкую — Троице-Сергиева монастыря и «вотчить» (осваивать в вотчину, захватывать) их . Эту грамоту, хотя она, на первый взгляд, и не содержит прямых известий о конкретном факте земельного конфликта, мы сочли полезным включить в рассмотрение и даже в наши подсчеты потому, во-первых, что она является одним из наиболее ранних актов, сообщающих о борьбе за землю на изучаемой территории. Во-вторых, при ближайшем рассмотрении оказывается, что речь в ней идет о достаточно конкретном факте этой борьбы. Запрет «вступаться», содержащийся в этой грамоте, не только касается совершенно конкретных владений (названных в ней заводей), но и адресован совершенно конкретным лицам — митрополичьему поледчику Агафону с товарищами, на самочинные действия которых жаловался монастырь великому князю. Из грамоты достаточно ясно и конкретно виден и характер этих действий Агафона и его товарищей, стремившихся не только использовать (один раз или, вернее, пожалуй, неоднократно) заводи в хозяйственных целях (для рыбной ловли), но и присвоить их вообще, в вотчину.

Сохранилась и одна правая («судная») грамота суда Василия I по земельной тяжбе, состоявшейся около 1416—1417 гг. В этой самой ранней (причем подлинной) сохранившейся правой грамоте Северо-Восточной Руси сказано: «Си суд судил князь великий Ва- силей Дмитреевичь. Тягалися Парша, Сидорко, Василко, Ших Маковеев, Степанко, Игнатко, Михаль с черньцем с Денисьем Михайлова Чюда с архимандричим с Якимовым.

Так ркли Парша и его друзи: Отъял, господине, архимандрит Яким оу нас деревни и луги городецьскии по старую дорогу к селу к Филиповскому, а те, господине, деревни и луги наши купля и отчина; а ныне нас высылает вон, а не велит нам земль своих продавати никому.

И Денисеи чернець так рек: То, господине, земля извечная святого Михаила, а тем, господине, ни отчина, ни купля. А посылал, господине, ты, князь великии, сего году своего боярина Юрья Васильевичя, да Тимофея Очкасова: ине, господине, ту землю очистив, и отъехали к святому Михаилу архимандриту Якиму к селу Филиповьскому по давному отводу..., а те были туто же пред Юрьем на отъезде, а отчины и купли своее не сказывали». Отвечая на вопрос Василия I, Перша и его «други» подтвердили, что их земли «в том... в давном отводе». Василий I «присудил те деревни и луги к святому Михаилу... к селу к Филиповьскому по давному отводу... а тех земль церковных, что в том отводе в церковном святого Михаила, не велел продавати, ни купити никому, а кто имет продавати или купити или архимандрита не слушати, тех велел велики князь архимандриту михаиловьскому вон ме- тати»  .

Трудно определить социальную принадлежность Парши и его товарищей. Л. В. Черепнин считает их монастырскими слугами, «мелкими вотчинниками», «условными держателями монастырских владений»  , не обосновывая, впрочем, этого вывода. Ю. Г. Алексеев полагает, что Парша с товарищами — черные крестьяне , но тоже не приводит никаких аргументов в пользу своего мнения.

Что же известно о Парше и его товарищах? На суде они называли «деревни и луги» своей «куплей и отчиной». Однако это не препятствует отнесению Парши и других истцов к крестьянам: термин «отчина» или «вотчина» по отношению к крестьянской земле в рассматриваемых районах Руси XV в. употреблялся, хотя и крайне редко. Так, в двух актах (около 1438—1440 гг.) говорится о покупке в Нерехотской волости Костромского уезда у крестьянина Протаса Мартынова сына Чернобесова пустоши — его «вотчины»  . «Земли... под нами... черные, Неверово да Клоково да Куракино, а те... деревни — наша отчина, а купля отца нашего...»,— утверждали на суде около 1470 г. трое бежецких крестьян  . Термины «отчина» и «дедина» применительно к землям «волостных людей пермяков» употребляет и жалованная грамота 1484/1485 гг. Ивана III жителям Перми Вычегодской . Таким образом, наименование в правой грамоте земель Парши и его товарищей их «вотчинами» и «куплями» не исключает отнесения этих людей к крестьянам  .

При определении социальной принадлежности Парши с товарищами следует учесть и иные сведения правой грамоты Василия I, которые могут несколько прояснить этот вопрос. Имеем в виду жалобу Парши и его «другов» на то, что архимандрит их «высылает вон». Подобные действия по отношению к слугам наши источники не «знают». Зато волостных крестьян и позднее «высылали вон» с земли, ими занимаемой. Так, в отводной грамоте 1488/1489 гг. сказано, что великокняжеского крестьянина, поставившего починок на земле владимирского Рождественского монастыря, Иван III с этой земли велел «выслати вон» . Интересно, что о высылке этого волостного крестьянина говорится здесь буквально теми же словами, что и о Парше с товарищами в правой грамоте Василия I. Аналогичная санкция была применена судьей по отношению к крестьянам Окулу и Олферу, проигравшим в 1490 г. земельную тяжбу Симонову монастырю: их было велено «из деревни выслати вон»  . То обстоятельство, что с Чудовым монастырем судится группа истцов, не являющихся родственниками, тоже может служить аргументом, что Парша и его товарищи — крестьяне, а не слуги. Подобные коллективные выступления крестьян в тяжбах — не редкость , в то же время случаи выступлений в качестве одной из сторон в земельных тяжбах подобных больших групп (не родственников) из других слоев населения по источникам неизвестны.

Все сказанное заставляет видеть в Парше и его товарищах не монастырских слуг, а черных становых крестьян, землю которых стремился присвоить Чудов монастырь, а их самих поставить от себя в зависимость.

Этот земельный конфликт имел продолжение. 12 ноября 1425 г. состоялась новая тяжба по поводу тех же земель с тем же Чудовым монастырем. Василий I к этому времени умер, и суд судил митрополит Фотий, очевидно, в качестве регента при малолетнем Василии II. Снова инициаторами судебного разбирательства выступили городецкие крестьяне: «Василь Мартынов, да сын его, да Федос и его брат» (возможно, что Василь Мартынов этой правой грамоты и Василко предыдущей — одно и то же лицо). Они жаловались судье-митрополиту, что монахи «отъимают» у них «деревни и луги городецкыи по старую дорогу к селу Филипов- скому». Крестьяне настаивали: «А та... земля наша купля и вотчина, а ныне нам... не велят своих земель продати никому» -4. Ответчик—чудовский чернец Фаддей указал, что спорная земля «извечная святого Михайлова Чюда, а тем... не купля, ни вотчина» и сослался на решение предшествующего суда, предъявив выпись из грамоты по той тяжбе. Митрополит, ознакомившись с этой выписью (она названа в тексте «судной грамотой»), спросил у Василия и его «другов»: «Был ли вам таков суд? в том ли отводе вас судил князь?». Василь «так рек с своими товарищи: В том, господине, отводе наши земли». И Фотий присудил землю монастырю.

И в этой тяжбе в качестве истцов выступает группа крестьян, и судебное дело возбуждается ими. Следует отметить их упорство: крестьяне возбудили повторный иск на отсуженные уже у них однажды земли. Эта вторая правая грамота (она тоже дошла до нас в подлиннике) сложнее по составу и по форме, чем первая: в ней отражены и предъявление суду документа одной из спорящих сторон в обоснование своих прав на землю и процедура подтверждения факта прежде бывшего суда другой стороной. Грамота имеет точную дату, указанную в ее тексте.

Обе тяжбы решены в пользу монастыря: «на грани» княжений Василия I и Василия II отношение судей к одному и тому же конфликту не меняется. Существенно и то, что разбор обеих тяжб производился «на самом высоком уровне»: в первом случае самим великим князем Василием Дмитриевичем, а во втором митрополитом-регентом. Конечно, это обстоятельство можно объяснить и тем, что размеры Московского великого княжения были еще не те, что, скажем, при Иване III, который уже не мог лично сам разбирать все земельные тяжбы, и тем, что данное дело касалось земель столичного монастыря. Но, думается, что известия о разборе земельных тяжб главой государства (Дмитрием Донским, Василием I и митрополитом в малолетство Василия II) говорят и о большом значении, которое придавалось в это время таким судебным делам феодальной властью.

В этой связи представляет интерес известие об установлении Василием I срока давности по земельным искам, содержащееся в жалованной грамоте 1483 г. Ивана III на митрополичью слободу Караш (Ростовского уезда). Иван III указывал, что его «дед... учинил, князь великий, в своей отчине в великом княженьи суд тогды о землях и о водах за пятнатцать лет...» . Трудно из-за отсутствия данных в источниках судить о масштабах и продолжительности применения этого установления 45, но сообщение о нем важно как свидетельство каких-то мероприятий Василия I в отношении порядка разбора земельных дел. Значение этого установления и вообще актуальность «земельного вопроса» в правление Василия I станут особенно ясными, если учесть, что именно при этом великом князе была издана Двинская уставная грамота — законодательный акт, в котором впервые со времен «Русской Правды» был помещен специальный пункт об ответственности за нарушение земельных меж, причем особенно высокий штраф предусматривался за нарушение «княжей межи» 46.

Именно на время правления Василия I приходится какое-то обострение споров по земельным делам, касающимся митрополичьих и, возможно, великокняжеских владений в Луховецкой волости Владимирского уезда. В известной договорной грамоте конца XIV или начала XV в. между Василием I и митрополитом Киприаном говорится: «А бояром и слугам князя великого и митрополичим земль луховских не купити; а который и будут покупили, а тем лести вон, а серебро свое взяти» 47.

Наконец, уместно напомнить, что в литературе высказаны предположения о каких-то кодификационных попытках при Василии I и в первые годы после его смерти 48, а также об обострении классовой борьбы вообще во время его правления 49.

Итак, можно думать, что на время правления Василия I в Московском великом княжестве приходится определенное оживление борьбы за землю и, в частности, вероятно, крестьянской борьбы за землю.

Борьба за землю в это время, разумеется, не была явлением специфическим лишь для Московского великого княжества. Это теоретически очевидное положение, к счастью, можно подтвердить одним известием, относящимся к территории Рязанского великого княжества. В правой грамоте 1466—1474 гг., данной с суда рязанского великого князя Василия Ивановича рязанскому епископу Давыду на землю и бобровые гоны на реке Проне, бывшие в споре с землевладельцем Василием Александровичем, — грамоте, дошедшей до нас в пересказе, в свою очередь содержится пересказ более ранней тяжбы: «И был о те бобры суд дяде Васильеву Семену Глебовичу, при владыце при Сергее, по великих князей слову Федора Олговича и Ивана Владимировича, что он, Семен, живя у речке, сено косит и зимницы (дворы) ставит по Шевлягину селищу, где сидели Шевлягин отец, владычень бортник, с иными бортниками, и по Якимову, по владычней земли (Арсеньевскойдеревни), и по Проне по реце бобры бьет. И бояре, от князей судьи, взрев в грамоты старинные великих князей жалованные от Ярослава и брата его Федора Романовичей и сына его Михаила Ярославича и Ольга Ивановича, Сергия владыку оправили и его боярина Михаила Ильина (от владыки наместника), а Семена обвинили и положили владыце на нем взять силы восемдесят гривен»  .

Эту раннюю правую грамоту по упоминанию в ней Сергия Азакова — рязанского епископа в 1406—1423 гг. (?) м, можно датировать примерно этим временем. В ней отражена тяжба между рязанским епископом и светским феодалом (о принадлежности Семена Глебовича и его племянника Василия Александровича к феодалам говорит написание их отчеств с «вичем»). Суд судили «бояре, от князей судьи», «по великих князей слову». Решение принимается после ознакомления судей с «грамотами старинными великих князей жалованными», представленными, очевидно, епископской кафедрой. Таким образом, в процедурном отношении эта тяжба аналогична московским процессуальным порядкам по земельным делам. Обращает внимание предписание суда взыскать в пользу епископа с Семена «силы восемдесят гривен». Сам факт этого взыскания и большая по тем временам сумма его свидетельствуют об остроте данного земельного конфликта в этом районе Руси.

Итак, если для предыдущего периода нам приходилось довольствоваться косвенными данными о состоянии борьбы за землю вообще и тем более крестьянской борьбы, то для второй половины XIV — первой четверти XV в. есть не только большее количество таких данных, но и прямые известия о земельных конфликтах, в том числе с активным участием крестьян.