УЛОЖЕНИЕ 1597 г. О ХОЛОПСТВЕ

РЕФОРМА ИНСТИТУТА КАБАЛЬНОГО ХОЛОПСТВА. Уложение 1597 года. Деление служилых кабал на старые и новые

Преобразованию института кабального холопства на совершенно новых правовых основах посвящены главным образом две статьи уложения 1597 г.

В ст. 6 содержится прямое упоминание о не дошедшем до нас указе 1586 г.

В литературе делались неоднократные попытки реконструировать текст этого указа. Несмотря на то что исследователи оперировали материалом различным по объему и неравноценным, было все же высказано три точки зрения по поводу содержания указа 1586 г. В. И. Сергеевич, М. А. Дьяконов, А. Н. Филиппов, а затем Б. Д. Греков и недавно В. И. Корецкий считали, что указ 1586 г. превращал кабальное холопство в неволю до смерти кредиторов, имея в виду тех кабальных людей, которые дали на себя кабалу после 1586 г. Что же касается кабальных людей, поступивших в кабалу до 1586 г., то они не лишались еще права выплаты долга.  А. И. Яковлев, противопоставив указ 1586 г. уложению 1597 г., писал: «В исчезнувших указах (1586 и 1593 гг., — В. 77.) содержалось именно разрешение ликвидировать зависимость по кабале».  И, наконец, по мнению М. Ф. Владимирского-Буданова, «указ 1586 г. установил только доклад у установленных для того властей».

Нам представляется, что точка зрения на указ 1586 г., высказанная М. Ф. Владимирским-Будановым, в наибольшей степени приближается к содержанию утраченного указа. На основе привлечения всего известного о нем материала, а также ряда источников, либо неизвестных, либо в этой связи не привлекавшихся, мы также сделали попытку предложить свою реконструкцию указа 1586 г.

По нашему мнению, указ 1586 г. в части, относящейся к кабальному холопству, ограничивался введением доклада и регистрации кабальных сделок и устанавливал для этого специальный порядок. В Москве этим занимался Приказ Холопьего суда, а в городах — приказные люди. Указ определял единую пошлину (алтын с рубля), взимавшуюся с кабалящего за регистрацию сделки. Предписывалось ведение специальных кабальных книг, списки с которых вместе с собранными пошлинами должны были присылаться в Москву на Казенный двор.

Все эти мероприятия имели большое значение и выходили за пределы простого упорядочения делопроизводства. Доклад и регистрация кабальных сделок ставили целью закрепление владельческих прав кабалодержателей в условиях массового бегства кабальных холопов и организацию их сыска на совершенно новой основе.

Вместе с тем некоторые косвенные данные, в частности наблюдения над динамикой закабалений в Новгороде и пятинах, дают основание связать введение указом 1586 г. доклада и регистрации всех без исключения вновь оформляемых кабальных сделок не только с укреплением владельческих прав кабаловладельцев и с сыском, но и с другими факторами.

Резкое падение в 1587 г. и некоторое сокращение в 90-х годах по сравнению с 80-ми количества закабалений позволили нам предположительно связать это явление с результатами реализации указа 1586 г.  Не исключено, что отмеченное падение количества закабалений после 1586 г. было вызвано сокращением закабаления лиц, уже находившиеся в холопской зависимости от других холоповладельцев, т. е. тех категорий, закабаление которых: прямо запрещалось ст. 78 Судебника 1550 г.  В этом случае в указе 1586 г., как можно предполагать, содержалось подтверждение приведенной части ст. 78, нарушение норм которой в условиях массового бегства зависимого населения и общего краха феодального правопорядка, особенно в области отношений между господами и зависимыми людьми (а не только холопами), приняло, быть может, значительные размеры. Одновременно введение доклада и регистрации кабальных сделок обосновывалось, возможно, необходимостью соблюдения действующего законодательства по вопросу о контингентах лиц, оформление неволи которых служилой кабалой разрешалось или запрещалось. Законодатель, таким образом, если бы наше предположение являлось справедливым, стоял в 1586 г. на тех же позициях, что и в 1550 г.

Оценивая несохранившийся указ 1586 г., надо учитывать, что в 1597 г. законодатель не имел в виду подтвердить или отменить его, а относился к нему как к указу, который повсеместно проводился в жизнь.

Предметом же ст. 6 (в которой и упоминается указ 1586 г.) и ст. 7 уложения 1597 г. являются постановления о проведении в жизнь с 1597 г. кардинальных изменений в юридическом положении кабальных людей. Эти постановления вызвали разноречивую интерпретацию прежде всего по вопросу о том, какие группы кабальных людей имеют они в виду.

Значительное количество исследователей, исходя из той оценки, какую они дали указу 1586 г., запретившему, по их мнению, прекращать зависимость по служилым кабалам, взятым лишь после 1586 г., утверждало, что уложение 1597 г. распространило это запрещение на кабальных людей, давших на себя кабалу до 1586 г.  Последний по времени, кто решительно поддержал эту точку зрения и сделал попытку дополнительно ее аргументировать, был В. И. Корецкий.

В. И. Корецкий исходит из убеждения, что в самом уложении 1597 г. имеются данные для утверждения о создании уже указом 1586 г. двух групп «кабальных холопов, отличных друг от друга по своему положению: 1) служивших по старым кабалам... не записанным в кабальные книги, и 2) служивших уже по новым, официально зарегистрированным кабалам».  В соответствии с этим терминологию уложения 1597 г. о «старых» и «новых» кабалах В. И. Корецкий понимает так: «Кабалы, заключенные до 1 июня 1586 г., стали называться „старыми", а кабалы, заключенные после 1 июня 1586 г., — „новыми", или „записными"». В. И. Корецкий обращает внимание на то обстоятельство, что «требование (в уложении 1597 г., —В. П.) не слушать челобитья об уплате долга относится только к „старым" кабалам, т. е. заключенным до 1 июня 1586 г., в то время как выше формулируется правило службы по смерть господина по „новым" и „старым" служилым кабалам».  Отсюда В. И. Корецкий и приходит к своему общему выводу о том, что по так называемым «новым записным кабалам уплата долга была запрещена уже указом 1586 г., а указ (уложение, — В. П.) 1 февраля 1597 г., объявив обязательной регистрацию и „старых" кабал, распространил одновременно это запрещение на служивших по ним холопов, которые еще сохраняли право ликвидировать зависимость путем выплаты долга, т. е. фактически могли быть выкупленными каким-нибудь другим господином».154

Оценивая приведенную аргументацию, прежде всего следует отметить известную произвольность в таком определении значения терминов «старые» и «новые» кабалы в уложении 1597 г.

Дело в том, что в самом уложении 1597 г. значение указанных терминов, употребленных несколько раз, отнюдь не однозначно по смыслу.

Отметим, в частности, что в нем трижды говорится о новом уложении, причем всякий раз имеется в виду именно уложение 1597 г., а не указ 1586 г.: 1) «А приговорил государь со всеми бояры: Московского государства всяким людем холопьи имена и на них крепости всякие записывати с нынешнего нового уложенья бессрочно...»;   2) «и которые люди з государева царева и великого князя Федора Ивановича всеа Русии уложенья лета 7000 девяносто четвертаго году июня с 1 числа били челом в службу... и кабалы служивые на себя давали на Москве з докладу Холопья суда, и во всех городех с ведома приказных людей, и в записных в московских в кабалных книгах и в городех, и те служилые кабалы записываны до нынешнево государева нового уложенья...»;   3) «а которого записново кабал- ново человека которая кабала старая и новая по новому уложенью записано в книги.. .».

По нашему мнению, новому уложению, т. е. уложению 1597 г., соответствуют все новые крепости, в том числе новые кабалы, т. е. такие, которые берутся начиная с 1597 г. Отсюда следует также, что старые крепости, а значит, и старые кабалы — это кабалы, взятые до 1597 г. Такому пониманию терминов «новая» и «старая» кабала соответствует еще одно место из уложения 1597 г.: «От которых бояр полные холопи, и кабалные и приданые люди, и жены и дети побежали, и бояром имена своих холо- пей и на их крепости прислати... в Холопей приказ, да тех хо- лопей имяна, которые у государей своих служат и которые холопи от кого побежали, и на них крепости старые, полные, и купчие, и докладные, и всякие крепости, и кабалы старые в Холопье приказе записывати в книги; а тем всяким холопьим крепостным книгам быти за дьячею рукою болшово для укрепления; а пошлин со старых кабал и со всяких крепостей не имати».  Этим параграфом уложения 1597 г. предписывалось завести записные книги старых крепостей (часть из которых до нас дошла) именно для записи любых не утративших своего значения холопьих крепостей, в том числе старых служилых кабал. Но в книги эти записывались, как известно, все кабалы, составленные до 1597 г., а не только те, которые составлялись до 1586 г. Кроме того, в последней цитате весьма показательно распоряжение не брать пошлин со старых кабал. Если понимать в данном случае под старыми кабалами лишь те, которые были взяты до 1586 г., то по всем кабалам, взятым после этого, при внесении их в записные книги старых крепостей пошлины должны были бы взиматься. Однако на деле пошлины не взимались со всех кабал, в том числе и с тех, которые брались после 1586 г., а это означает, что здесь под старыми кабалами названы все кабалы, подлежащие по уложению 1597 г. предъявлению для внесения в записные книги старых крепостей, т. е. все служилые кабалы, составленные до этого уложения.

В. И. Корецкий обратил внимание на вступительную часть к уложению 1597 г. («Государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии приговорил ... которые люди на Москве и по городом служат в холопстве .. по полным, и по купчим, и по докладным, и по всяким крепостям, и по кабалам по старым, и по новым записным кабалам, и от кого которые холопи полные и ка- балные люди побежали, и ныне, с лета 7105-го февраля с 1 числа» государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии приговорил со всеми бояры»... ) и отметил, что здесь «довольно четко пртивопоставляются старые кабалы новым, „записным" кабалам», причем «не закон 1597 г. ввел впервые это деление, а оно существовало и до его издания, будучи установлено уже в указе 1586 г.».

Действительно, в данном случае «новыми» кабалами названы, по-видимому, служилые кабалы, оформленные после указа 1586 г. Однако это обстоятельство лишь подтверждает высказанную выше мысль о неоднозначном употреблении терминов «старая» и «новая» кабала в уложении 1597 г., поскольку в других, не рассматриваемых В. И. Корецким, случаях под «новыми», как мы пытались показать выше, имелись в виду кабалы, которые могли быть взяты после 1597 г. Впрочем, употребление во вступительной части уложения 1597 г. сочетания «новые записные кабалы» и отсутствие упоминаний о записных кабалах во всех других случаях употребления термина «новые кабалы» позволяет предполагать, что в уложении 1597 г. термин «новые кабалы» применяется в двух значениях: а) как кабалы, взятые после указа 1586 г., когда добавлено слово «записные»; б) как кабалы, которые будут оформлены после уложения 1597 г., когда такое добавление отсутствует.

Представляют также интерес и наблюдения над термином «старые крепости» по материалам книги особого рода: в ней, с одной стороны, перерегистрировались старые крепостные документы на холопов, а с другой — регистрировались кабалы, взятые либо на добровольных холопов, прослуживших не менее полугода, либо на старинных людей, на которых не сохранились крепостные документы.  Перерегистрация и регистрация производились здесь в течение льготного срока (не позднее 31 августа 1598 г.) и всякий раз по специальному указанию царя, поскольку холопо- владельцы не успели сделать это в общем порядке.

В царских грамотах, включенных в книгу для мотивировки перерегистрации крепостных актов, мы и находим интересующие нас сведения: 1) «...велено де в Новегороде записывати и на людей своих в службе всякие старые крепости»;   2) «...в нынешнем де 106 году прислан указ в Великий Новгород, а велено де по государеву указу старые крепости людцкие в Новегороде записывати в книги»;  3) «... по государеву указу велено им всякие людцкие старые крепости записывати»;   4) «...по государеву указу велено де в Новегороде записывати лютцкие старые крепости»;   5) «... по государеву указу... велено в Новегороде ... холопей своих имяна и на них крепости старые полные, и докладные, и кабалы, и рсякие крепости записывать в книги».166

Во всех приведенных случаях имеются ссылки на уложение 1597 г., которое предписывало регистрировать в книгах старые кабалы и всякие другие холопьи крепости. При этом, однако, среди перерегистрированных здесь же кабал есть и такие, которые были составлены между 1586 и 1597 г.  Следовательно, старыми крепостями названы все крепости, в том числе служилые кабалы, относящиеся к периоду до 1597 г.

Анализируя эту же книгу, В. И. Корецкий пришел к противоположному выводу: именно указ 1 июня 1586 г. подразделял «служилые кабалы на „старые" и „новые записные"».

В. И. Корецкий сделал в данном случае свои заключения о значении интересующих нас терминов, сопоставив ряд имеющихся в ней записей.

1.         «Да он же Иван положил служилую кабалу, писали церковные дьячки, а не земские, и у губных старост в книги не писана, а писана в государев указ. И воевода князь Данило Ондреевич Ногтев с товарищи велели тое служилую кабалу записати в книги, а с нее взяти пошлины по государеву указу с рубля по алтыну»   (кабала 1589 г.).

2.         «И всего по государевым царевым и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии грамотам с новых кабал, что писаны в Новегороде на холопей, и с старых служилых кабал, которые писали церковные дьячки, а не земские в государев указ, а у губных старост в книгах не записаны, пошлин...».

3.         «По государеву указу и по боярскому приговору велено в Новегороде всех пятин князем, и дворяном, и детем боярским, и всяким людем холопей своих имяна и на них крепости старые полные, и докладные, и кабалы, и всякие крепости записывати в книги, а на волных людей, хто у ково служит доброволно с полгода и болши, велено в службу имати кабалы. И они де, Иван да Хрипун, в те поры были отосланы на Холмогоры и в Каргополь и на Вагу, а на людей де их старые крепости были с ними, а в книги не записаны, и на волных людей, которые у них служат доброволно, кабал без них имати было некому. И по той государеве грамоте Ивановы да Хрипуновы людцкие старые всякие крепости велено записать в книги, а на волных людей, которые у них служат доброволно с полгода и болши, велено дати кабалы в нынешнем 106-м году до Семени дни летопроводца по прежнему государеву указу, да те записные книги старых крепостей и новые кабальные пошлинные книги и государевы пошлины прислати к Москве...» 

Следуя концепции В. И. Корецкого, нужно было бы ожидать, что кабала, данная «в государев указ», т. е. после 1586 г., будет названа «новой». В первой и второй записях она, однако, определена как «старая». Обнаружив эту несообразность, В. И. Корец- кий дает ей весьма искусственное объяснение. Оказывается, хотя служилая кабала и «была составлена после указа 1 июня 1586 г.», но писали ее «по старой форме в обход постановления этого указа» церковные дьячки без регистрации в кабальных книгах и без взимания пошлин. Именно потому она отнесена к категории «старых» вопреки ее дате.

Дело здесь, однако, в другом. Деление в данной книге служилых кабал на «старые» и «новые» не имеет отношения не только к указу 1586 г., но даже и к уложению 1597 г. О том свидетельствует сопоставление их значения с теми двумя значениями термина «новая кабала», которые были уже отмечены выше («новая кабала» составлена после 1597 г., «новая записная кабала» — после 1586 г.). Обращение к третьей записи дает основание утверждать, что «новыми кабалами» названы те, которые составлялись по предписанию уложения 1597 г. на добровольных холопов, прослуживших не менее полугода, и вносились в специально для того заведенные книги, названные здесь новыми кабальными пошлинными книгами. В противоположность этому «старыми кабалами» здесь названы те, которые вносились в записные книги старых крепостей вне зависимости от времени их составления.

Подобное необычное деление служилых кабал, расходящееся с действующим законодательством, объясняется отмеченной выше специфической особенностью данной книги — в ней фиксировались как старые холопьи крепости (и в этом случае она играла роль записной книги старых крепостей), так и новые служилые кабалы на документально не оформленных холопов (и в этом случае она играла роль кабальной книги для регистрации служилых кабал на добровольных холопов, прослуживших без крепости не менее полугода, и документально не оформленных старинных холопов).

Следовательно, деление в данной книге служилых кабал на «новые» и «старые» не может являться подтверждением ни точки зрения В. И. Корецкого (о том, что «старыми кабалами» являются лишь те, которые были взяты до указа 1586 г.), ни нашего мнения (об отнесении к категории «старых кабал» всех служилых кабалт взятых до уложения 1597 г.).

Как видим, не только уложение 1597 г., но и другие документальные материалы не дают однозначного определения терминов «старая» и «новая» кабала. Но все же в подавляющем большинстве случаев «старыми кабалами» названы все кабалы, составленные до уложения 1597 г., а «новыми» — кабалы, которые будут составляться впредь. Отказ в рассмотрении исков кабальных людей только по «старым» кабалам не может быть расценен как свидетельство распространения действия уложения только на кабалы, взятые до 1586 г., потому якобы, что по кабалам, взятым после 1586 г., уплата долга была запрещена уже указом 1586 г. Уложение 1597 г. распространяет свое запрещение как на все кабалы, составленные до 1597 г., так и на те кабалы, которые будут составлены впредь. Отказом же в рассмотрении исков кабальных людей по «старым » кабалам, т. е. по кабалам, составленным до 1597 г., подчеркивается мысль о том, что данный закон имеет обратную силу. И действительно, челобитья могли поступать только от тех кабальных холопов, которые, давая на себя служилую кабалу до 1 февраля 1597 г., рассчитывали на возможность в будущем освободиться путем уплаты долга и неожиданно для себя попали в капкан службы по смерть господина. Но челобитья от лиц, давших на себя служилую кабалу уже после уложения 1597 г., просто бессмысленны, так как предполагается, что они, поступая в службу по кабале, должны были знать о новом уложении и сознательно шли именно на преобразованное холопство.

Немаловажным, хотя и не решающим, аргументом в пользу нашего мнения о соотношении между указом 1586 г. и уложением 1597 г. являются зафиксированные в записных книгах старых крепостей многочисленные случаи выкупа кабальных людей по служилым кабалам, взятым после указа 1586 г.  Во всяком случае это обстоятельство в значительной степени противоречит утверждению В. И. Корецкого о том, что уже указом 1586 г., а не уложением 1597 г. было отменено право ликвидировать зависимость путем выплаты долга.

В ст. 6 и 7 уложения 1597 г. упоминается, помимо кабального холопства, холопство докладное. В. И. Корецкий, сопоставив сохранившиеся докладные грамоты с упоминанием о них в уложении 1597 г., высказал мнение, что «докладные, составленные после 1586 г., были доложены у постельничьего и наместника Московской трети Истомы Осиповича Безобразова и уже по новой форме, отличной от той, по которой писались докладные до 1586 г.». На основании этого предположения В. И. Корецкий пришел к выводу, что «концентрация всех дел по полным и докладным у постельничьего и наместника Московской трети являлась не нововведением указа (уложения, — В. #.) 1 февраля 1597 г., а была уже проведена указом 1586 г., который, следовательно, занимался вопросом о полных и докладных холопах». Поэтому «не исключена возможность, что... перевод службы по докладным из потомственной в службу до смерти господина с отпуском в таком случае на волю вместе с отцом и детей был произведен также указом 1586 г.».

Е. И. Колычева подвергла эти выводы В. И. Корецкого решительной критике. Ею было отмечено, что различия в формуляре докладных грамот до и после 1586 г. являются кажущимися и объясняются тем, что докладные грамоты «за первую половину века известны нам только в виде краткого изложения их содержания в книгах старых крепостей», тогда как «все докладные 1587— 1600 гг. дошли до нас в форме копий». В то же время «сравнение текста обеих групп грамот показывает идентичность их клаузул». Поскольку «известны грамоты за 1484 и 1553 гг., также доложенные „наместнику трети Московские"», постольку это дает основание Е. И. Колычевой утверждать, что «эта практика восходит к XV веку». Делать же «конкретные выводы о том, составлялись ли докладные грамоты в других городах, из-за отсутствия источников здесь... нельзя». Факт передачи в приданое докладных холопов по данной 1596—1597 гг.  также, по мнению Е. И. Колычевой, противоречит концепции В. И. Корецкого.

Что же касается предположения В. И. Корецкого об упоминании в законах докладных грамот в качестве образца «для нового положения кабальных: холопы по смерть господина», то Е. И. Колычева противопоставляет ему свое понимание этого сопоставления. В условиях конца XVI в., когда «полное холопство... перестает существовать», а более «живучим» «оказалось докладное холопство», для «предельной четкости и наглядности мысли „о крепости" с настоящего момента кабальных необходимо было сослаться на существующие категории холопства, к которым по правовому положению приравнивались кабальные люди». Именно потому на докладное холопство и «ссылается уложение, утверждая принцип „крепости" кабальных: „быти в холопстве, как и по докладным, а от государей своих им не отходити"».

Это построение Е. И. Колычевой как в негативной, так и в позитивной части представляется нам весьма обоснованным и верным. Можно отметить и еще одно противоречие в концепции В. И. Корецкого о соотношении между докладным холопством и холопством кабальным по указу 1586 г. Если зависимость тех кабальных холопов, которые дали на себя кабалу после июня 1586 г., должна была по закону 1586 г. продолжаться до смерти господина и если тем же законом «потомственная служба докладных холопов» также «была превращена в службу до смерти господина», то остается неясным, как здесь могло быть произведено «уравнение... кабальных холопов с докладными в отношении службы до смерти господина»   и почему не было произведено обратного уравнивания — докладных с кабальными. Впрочем, при допущении одновременного и идентичного реформирования институтов кабального и докладного холопства (как это сделано у В. И. Корецкого) лишено смысла и то и другое — ведь уравнивать можно с уже существующим положением.

При рассмотрении аргументации В. И. Корецкого, подкрепляющей его построение, согласно которому реформа кабального холопства была проведена не уложением 1597 г., а несохранив- шимся указом 1586 г., обнаруживается, что автор предпочитает оперировать косвенными данными об указе 1586 г., привлекая лишь часть прямых ссылок на него и оставляя без внимания другую их часть, также введенную уже в научный оборот.

Помимо изложенных здесь точек зрения (но поводу того, какие группы кабальных холопов имелись в виду в уложении 1597 г., когда оно вводило службу по кабале до смерти холоповладельца), В. И. Веретенников высказал мнение, основанное всего только на изменении пунктуации отрывка уложения и сводящееся к тому, что «никакого видоизменения в самый институт кабального холопства как таковой» уложение не вносит, поскольку «институт продолжает существовать далее и после этого указа так же, как он существовал и до него, нисколько не изменяясь в своей юридической сущности». Просто «всем тем кабальным холопам ... кабалы на которых были даны по 1 февраля 1597 г., запрещалось погашать уплатой долга свою зависимость, которая устанавливалась раз навсегда отныне в общем виде до смерти господина». Но «такое запрещение никакого отношения к служилым кабалам, совершенным вновь, после 1 февраля 1597 г., не имеет».

В прежних наших работах аргументация В. И. Веретенникова была подвергнута подробному анализу. В ней, в частности, обнаружились неточности и натяжки. Кроме того, оказалось, что вопреки мнению В. И. Веретенникова о недостаточности исторических данных для решения вопроса об уложении 1597 г. в судебных делах, относящихся к XVII в., имеются вполне определенные ссылки на него, которые не оставляют сомнений по поводу продолжительности кабальной неволи до смерти господина по служилым кабалам, взятым именно после 1597 г. Поэтому предложенная В. И. Веретенниковым трактовка рассматриваемых постановлений уложения 1597 г. как вводящих неволю до смерти кабаловладельцев по служилым кабалам, взятым лишь до 1597 г., представляется нам противоречащей действительности.

Как видим, одна только проблема соотношения между уложением 1597 г. и указом 1586 г. вызвала весьма разноречивые суждения. Следует, однако, учитывать, что, за исключением упоминания в самом уложении об указе 1586 г., упоминания, недостаточно ясного и допускающего неоднозначную трактовку (именно это обстоятельство породило диаметрально противоположные точки зрения), все прямые ссылки на указ ограничивают его нормы: а) изменением порядка оформления служилых кабал посредством передачи функции по их составлению от церковных дьячков к земским; б) введением доклада и регистрации кабальных сделок в специально заведенных для этого кабальных книгах (в Москве — в Приказе Холопьего суда, а в городах — у губных старост или в приказных избах); в) установлением единой пошлины (алтын с рубля), взимавшейся с кабалящего за регистрацию сделки; г) предписанием вносить в кабальные книги, кроме текста служилой кабалы, запись внешних примет и биографических данных кабальных холопов посредством опроса и осмотра каждого из них (подобная запись делалась, возможно, и на самой служилой кабале); д) предписанием посылать списки с кабальных книг вместе с собранными пошлинами два раза в год в Москву.

Это обстоятельство в сочетании с анализом косвенных данных об указе 1586 г., не только не противоречащих прямым данным о нем, но и во многом подтверждающих их, и с анализом противоречивых суждений в исторической литературе вынуждает нас вновь, как и прежде, ограничить содержание ^сохранившегося указа 1586 г. лишь теми предписаниями, которые нашли отражение в прямых ссылках на него.

Тем самым мероприятия уложения 1597 г., касающиеся изменений в юридическом положении кабальных людей (во-первых, отмена права выхода кабальных холопов путем выплаты долга и закрепление кабальных людей за кабаловладельцами до смерти последних; во-вторых, безденежное освобождение кабальных людей после смерти кабаловладельцев; в-третьих, обязательная служба до смерти кабаловладельца не только кабальных людей — родителей, но и их детей, если они родились в холопстве; в-четвертых, лишение наследников кабаловладельцев права владеть в порядке наследования кабальными холопами и их детьми, принадлежавшими умершим родственникам), вслед за М. Ф. Влади- мирским-Будановым мы относим ко всем служилым кабалам, взятым до 1597 г., равно как и ко всем кабалам, которые могли быть оформлены после уложения 1597 г.

Однако один этот вывод не исчерпывает всех вопросов, связанных с изучением тех изменений в юридическом положении кабальных людей, которые должны были явиться следствием реализации ст. 6 и 7 уложения 1597 г. В частности, основное внимание следует уделить вопросу о характере этих изменений по сравнению с характером зависимости кабальных холопов в период, предшествующий уложению. А между тем в исторической и исто- рико-правовой литературе существуют два противостоящих друг другу взгляда.

И. Д. Беляев считал, что уложением 1597 г. «все кабальные холопы, в прежнее время полусвободные, были почти сравнены с полными холопами или рабами». Как видим, И. Д. Беляев усмотрел в уложении мероприятие, приведшее к полному закрепощению ранее полусвободных людей. Вместе с тем автор здесь же впадает в противоречие, когда пишет о различиях между полными и кабальными холопами после 1597 г., которые состояли всего лишь в том, что «кабальные были крепки своему господину только до смерти его и господин не мог ни продать кабального, ни заложить, ни отдать его в приданое или по завещанию», как будто эти различия не являются существенными и не образуют водораздела между двумя названными категориями холопов.

Н. П. Павлов-Сильванский справедливо настаивал на необходимости строго различать в истории кабального холопства «два периода: первоначальный и после указа (уложения,—Z?. П.) 1597 г.», но обосновывал эту периодизацию тем, что «до 1597 г. кабальные люди — это свободные должники, обязавшиеся взамен уплаты процентов служить во дворе господина», и «правительство в XVI в. строго держалось этого формального взгляда на служилую кабалу»,  в то время как «смысл замечательного указа 1597 г., создавшего новую форму кабального холопства, пожизненного, до смерти господина, и заключается прежде всего в лишении кабальных людей этого права перехода, в их прикреплении к лицу господина».  Правда, Н. П. Павлов-Сильванский отметил, что «на практике кабальные люди, вероятно, с первого их появления стали в положение холопов», и в частности, «господин до 1597 г. имел ... право распоряжения кабальным холопом», но таким утверждением автор сразу же устранил те различия, которые он положил в основу предложенной им периодизации истории кабального холопства.

Б. Д. Греков отметил, что по уложению 1597 г. «зависимость кабального холопа есть зависимость временная и сильно отличается от рабства не только своей временностью, но и тем, что господин кабального холопа не имеет права распоряжаться его личностью».  В то же время Б. Д. Греков выразил уверенность, что эти постановления находятся в одном ряду с законодательными мероприятиями «по отношению к крестьянам, кабальным людям и другим категориям зависимого сельского населения», направленными «на обеспечение рабочими руками землевладельца», причем отмеченный курс он оценивал как закрепостительный, устанавливающий более прочную зависимость кабальных людей.  Остается непонятным, каким образом согласуется у Б. Д. Грекова временность кабального холопства при отсутствии права распоряжения личностью кабальных людей по уложению 1597 г. с закрепостительными тенденциями этого законодательного мероприятия по отношению именно к кабальным холопам и в чем именно выражалась более прочная зависимость последних (после 1597 г.) по сравнению с периодом, предшествующим 1597 г.

По мнению И. И. Смирнова, неправильно «усматривать некие антикрепостнические тенденции в законе 1597 г. о холопах лишь потому, что, введя принцип службы кабального человека „по живот" его господина (и уничтожая тем самым действовавшее до этого право кабального человека ликвидировать свою зависимость путем погашения долга по служилой кабале), указ (уложение,— В. П.) в 1597 г. одновременно создавал отсутствовавшую прежде возможность для кабального холопа получить свободу ... в случае если он переживет своего господина».

В. И. Корецкий квалифицировал уложение 1597 г. как несущее большие перемены для кабальных (и для добровольных) холопов, положение которых ухудшилось, так как «они попали в более суровые формы крепостной зависимости».

Таким образом, взгляды ряда исследователей совпадают в оценке введенной уложением 1597 г. службы по кабале до смерти кабаловладельца и тех изменений, которые произошли в положении кабальных холопов в связи с реализацией этого уложения. Однако это представление об ухудшении положения кабальных людёй и об установлении более прочной крепостной зависимости для них оказывается зачастую в противоречии с отмечаемыми теми же авторами фактами, заключающимися в том, что если в 1597 г. отменяется наследственность и потомственность кабальной неволи, то до 1597 г. кабальное холопство являлось и наследственной, и потомственной формой зависимости, а введение службы до смерти господина вносило мало нового по сравнению с фактической невозможностью и до 1597 г. выплатить долг и тем самым освободиться.

Противоречивость этой позиции была обнаружена впервые, если не ошибаемся, М. Ф. Владимирским-Будановым, который в специальном приложении к своему «Обзору истории русского права» оспаривает правильность предложенной Н. П. Пав- ловым-Сильванским периодизации истории кабального холопства.  Неприемлемость такой периодизации определяется, по мнению М. Ф. Владимирского-Буданова, тем, что «не закон 1597 г., а обычай создал пожизненность кабалы», и для подтверждения этого мнения автором были привлечены новгородские кабальные книги, в которых записаны рассказы многих лиц, дающих на себя кабалу, об их «прежнем кабальном состоянии и освобождении; каждое такое освобождение последовало по смерти господина».

Еще дальше пошел А. Н. Филиппов, который, хотя и отметил, что уложение 1597 г. «с правовой точки зрения» ухудшало «положение холопа», так как «теперь кабальные люди не могли уйти от своих кредиторов, даже если бы хотели уплатить свой долг», и что «необходимость для должника быть» «при жизни» «всегда крепким своему господину сближала фактически холопа кабального с холопом: полным», однако при этом писал: «Указ (уложение, — В. П.) 1597 г., запрещая (женам — после мужей и детям — после отцов) взыскивать долги на кабальных людях и погашая их со смертью кредитора-отца, превращал кабальных, обязанных фактически служить до своей смерти, в людей, свободных со дня кончины кредитора, и притом распространял это освобождение на детей и жен их, т. е. иначе говоря, улучшал положение тех и других, хотя и улучшал уже после смерти кредитора».

В том же плане, что и А. Н. Филиппов, высказался об этих постановлениях Н. Я. Новомбергский с той, однако, разницей, что, по мнению последнего, уложением 1597 г. «совершилась двусторонняя экспроприация: у холопов была отчуждена свобода в пользу холоповладельцев, у йоследних отчужден ссуженный ими капитал в пользу заимщиков».  Вследствие этого «кабальная сумма должна была уменьшаться по сравнению с прежде дававшимися Суммами, когда со смертью кабального кабалу тянула его семья и долг не уничтожался ... и когда наконец после смерти кабаловладельца кабала продолжала приносить выгоду его семейству».

Итак, в противоположность тем исследователям, которые видели в постановлениях о кабальном холопстве уложения 1597 г. исключительно лишь закрепостительное мероприятие, лежащее в одном ряду с мероприятиями, направленными на закрепощение крестьян, М. Ф. Владимирский-Буданов вообще не увидел в них ничего нового, а А. Н. Филиппов и вслед за ним Н. Я. Новомберг- ский сочли даже возможным писать об улучшении положения кабальных холопов после 1597 г.

Удачно избежала, по нашему мнению, такого рода крайностей Е: Н. Кушева. Она отметила, что «до указа (уложения, — В. П.) 1597 г. право освободиться путем уплаты долга весьма редко могло быть кабальным человеком реализовано». В то же время «имеем случаи передачи кабального вместе с кабалой в уплату долга господина и многочисленные примеры так называемых выданных или выкупных кабал, которые являются актом замаскированной продажи кабального человека его господином другому лицу, заплатившему за кабального его долг. Имеем также примеры передачи кабальных по наследству по духовным и деловым грамотам». После же уложения 1597 г. «отрицание наследственности кабального холопства проводится очень последовательно и настойчиво». И действительно, «при регистрации старых крепостей на холопов в 1597 г. и в ближайшие годы сыновьям, предъявившим кабалы, выданные на имя их умерших отцов, отказывали в записи такого рода актов.  Отказ в регистрации означал, что документ терял силу и что в том случае, если отцовский холоп не хотел возобновить кабалу на имя сына своего господина, он становился свободным».

Правда, имели место попытки «наследников умершего господина взять служилую кабалу насильно», но в таких случаях «кабальный мог искать защиты и находил ее».

Все это свидетельствует, казалось бы, о том, что составители уложения 1597 г. имели в виду провести беспрецедентное по размаху раскрепостительное мероприятие, касающееся кабальных холопов. Однако допустить это едва ли представляется возможным, если учесть, что вторая половина XVI в., и особенно его конец, характеризуется противоположными процессами, а именно все нарастающими усилиями в направлении закрепощения крестьянства. Разумеется, и уложение 1597 г. являлось носителем этой тенденции, что нашло наиболее яркое выражение в постановлении об оформлении служилыми кабалами неволи всех так называемых добровольных холопов, прослуживших к 1597— 1598 гг. более полугода (см. стр. 131—145), а также в законодательном оформлении службы кабальных холопов до смерти господина, исключающей возможность перехода кабального к новому кабаловладельцу без согласия старого.

Однако, изучая постановления ст. 6 и 7 уложения 1597 г., следует выйти за пределы традиционных их оценок, основанных исключительно лишь на сравнении положения кабальных холопов до и после 1597 г. (хотя и этот аспект представляется весьма важным) и поисках прямых совпадений в законах, относящихся к крестьянам и холопам.

По нашему мнению, ст. 6 и 7 уложения 1597 г. необходимо рассматривать, по-первых, в связи с обстановкой, сложившейся в стране в 80—90-х годах, и, во-вторых, в одном ряду с предшествующими мероприятиями властей, относящимися к кабальному холопству.

Сколь ни велики в настоящий момент расхождения по вопросу о конкретных обстоятельствах и путях введения в 80—90-х годах XVI в. режима, характеризующегося запрещением крестьянского выхода (и вывоза),  факт ©го функционирования во второй половине 90-х годов вряд ли у кого-нибудь вызывает сомнения. Именно в этих условиях запрещение кабальным холопам возвращать долг и тем самым освобождаться от холопской зависимости означало, что перед крестьянином закрывалась последняя возможность приобрести статус, при котором он имел санкционированное законом право покидать своего господина без согласия последнего хотя бы посредством выкупа другим господином.

И действительно, переход в докладные или полные холопы не был для закрепощенного крестьянина более предпочтительной альтернативой (не говоря уже о том, что полные грамоты к этому времени уже перестали оформляться,  а докладные имели в виду преимущественно привилегированных холопов),  так как и докладные, и полные холопы не имели права покидать своих господ без их согласия. Другое дело кабальное холопство. Никем не оспариваемое до 1597 г. право кабальных холопов, зафиксированное в служилых кабалах, покидать господ посредством возвращения долга в любое время по истечении одного года с момента оформления кабалы могло оказаться весьма привлекательным для крестьян, лишенных столь привычного для них права выхода. Конечно, самостоятельно реализовать право возвращения долга было для кабальных людей — бывших крестьян — едва ли возможным.

Но даже маячившая в перспективе вероятность предоставления им денежной суммы другим холоповладельцем для расплаты со старым господином и перехода к новому — операция, аналогичная вывозу крестьян, также попавшая теперь под запрет, — имела относительное преимущество перед полной и безусловной крестьянской крепостью.

По-видимому, в этой связи февральским уложением 1597 г. и был провозглашен полный запрет освобождения кабальных холопов путем выплаты долга, чтобы не оставить земледельческому зависимому населению, прежде всего крестьянам, даже минимальной возможности для последующих переходов посредством изменения их юридического статуса. Но тем самым правовое положение кабальных холопов в некотором отношении сближалось с положением не только крепостного крестьянина, но и полного холопа.

В то же время власти понимали, что это приближение статуса кабального холопа к статусу холопа полного не может зайти слишком далеко. Дело было не только и не столько в предпочтении, которое они отдавали кабальной форме холопства. В случае сохранения наследственных прав на кабального холопа, существовавших до 1597 г., отмена права освободиться путем выплаты долга превращала бы кабальную форму зависимости в институт, решительно ничем не отличавшийся от института полного холопства, который к этому времени уже отмирал. Именно потому власти пошли на введение службы кабального человека до смерти господина, означавшей отмену наследования права владения, а тем самым ограничение права распоряжения кабальным человеком. А эта мера в противоположность запрету кабальным холопам освобождаться посредством выплаты долга лишала кабальное холопство некоторых существенных признаков холопства вообще (с точки зрения юридической природы холопства), наносила серьезный удар по холопству, расшатывала его вековые устои, содействовала его ликвидации в дальнейшем, а тем самым способствовала укреплению единой чисто феодальной формы зависимости, зависимости крепостных крестьян, которая впоследствии становится господствующей.

Таким образом, ст. 6 и 7 уложения 1597 г. являлись первым законодательным постановлением, проводящим всеобщую регламентацию кабальных отношений в общегосударственном масштабе, так сказать, изнутри самого института. Но хотя эта регламентация и проводилась с учетом предшествующего законодательства, обычного права и сложившейся практики, все же она была основана на совершенно новых началах и предстает как едва ли не первый серьезный шаг центральной власти на пути отмены холопства как формы зависимости вообще.

Следующая статья уложения 1597 г.  формулирует применительно к кабальным холопам принцип старины, имея в виду случай предъявления на одного холопа двух служилых кабал. При этом в ст. 8 рассматриваются два возможных варианта столкновения двух прав на кабального холопа: либо более поздняя по времени оформления служилая кабала была взята новым господином по неведению, либо вследствие проживания в одном месте новый господин знал о том, что кабальный холоп принадлежит другому лицу, и взял на него новую кабалу «ведая». Однако и в том и в другом варианте предписывается «тех людей, и жены, и дети по тем старым служивым кабалам отдавати прежним их государем, а по новой кабале денег не имати».

Введение в эту статью мотива заведомости и форма, в которой выражена мысль о возможности регистрации в кабальной книге незаконной кабалы («будет крадом тое кабалу и в книге запишет»), свидетельствует о том, что законодатель не сомневается в осведомленности кабаловладельцев еще до 1597 г. о противозаконности оформления на чужого кабального холопа второй кабалы. Не означает ли это, что уложение 1597 г. не вводило принцип старины применительно к служилым кабалам, а лишь уточняло его и, быть может, окончательно сформулировало?

Обращение к предшествующему законодательству наводит на мысль, что ст. 8 уложения 1597 г. явилась таким уточнением и дополнением прежде всего ст. 79 Судебника 1550 г.  Правда, в ст. 79 речь идет не о служилых кабалах, а лишь о полных и докладных, но можно предполагать, что между 1550 и 1597 г. в случае наличия двух служилых кабал на одного человека дело разрешалось в соответствии с общим принципом старины, сформулированным в ст. 79 Судебника. На мысль об этом наталкивает, в частности, очевидная незавершенность ст. 8 уложения по сравнению со ст. 79 Судебника.

И действительно, в случаях с полными и докладными судьи точно знали, с кого следует взыскивать компенсацию за кражу холопом имущества старого государя: ответственным за это, согласно Судебнику, являлся новый государь, незаконно взявший на службу чужого холопа. В случае же с двумя кабалами судья не найдет ответа на тот же вопрос в ст. 8 уложения 1597 г. именно потому, что эта статья являлась не принципиально новой, а лишь уточняющей и дополняющей ст. 79 Судебника, и судьи безусловно обращались все к той же ст. 79, которая давала общее правило, хотя и сформулированное в 1550 г. применительно лишь к полным и докладным, но не к кабальным.

По существу здесь произошло то же, что и со ст. 81 Судебника 1550 г.  и указом 1558 г.  (о признании законными служилых кабал на сыновей детей боярских старше 15 лет, не несущих службу).  Если подходить формально, то ст. 81 Судебника запрещала принимать определенные категории детей боярских лишь в холопы полные и докладные, а в указе 1558 г. речь идет только о запрещении закабалять представителей тех же слоев господствующего класса. На самом же деле и в Судебнике, и в указе речь идет об одном и том же: о запрещении принимать в холопы (вне зависимости от формы холопства) детей боярских, не достигших 15 лет, а указ 1558 г. явился всего только разъясняющим дополнением к ст. 81 Судебника.

Аналогичным образом и ст. 8 уложения 1597 г. дополняла и разъясняла ст. 79 Судебника. Обращает на себя внимание, однако, что и в ст. 81, и в ст. 79 отсутствуют упоминания именно о кабальных людях, почему и потребовались разъясняющие дополнения в 1558 й 1597 гг. Безусловно это свидетельствует об усилении внимания центральных властей к кабальной форме холопства.

Следует учитывать и то обстоятельство, что к 1597 г. изменился порядок оформления служилых кабал: с 1586 г. их надо было регистрировать и записывать в кабальную книгу. В новых условиях перед судьями мог возникнуть вопрос, как поступить, если владелец второй, более поздней, кабалы «крадом тое кабалу и в книги запишет», т. е. оформит с соблюдением законной процедуры. Уложение 1597 г. давало разъяснение, что и в этом случае следует придерживаться принципа старины, признавая законными более ранние и аннулируя новые кабалы, даже если бы первые были взяты до 1586 г. и потому не записаны в кабальные книги, а вторые, взятые после 1586 г., уже были оформлены надлежащим образом и записаны в книги.

В. И. Корецкий обратил внимание на правую грамоту от 24 июля 1593 г., в которой разбирается конкретный случай столкновения двух прав на одного человека: на суде фигурировали полная грамота и служилая кабала. Дело было решено в пользу владельца полной, поскольку, как было установлено, полная была намного старше кабалы.  Справедливо указав на то, что «при решении дела был применен принцип старины, с которым мы встречаемся в ст. 78 и 79 Судебника 1550 г.», В. И. Корецкий, однако, идет дальше и предполагает, что ст. 8 уложения 1597 г. не оригинальна, а «воспроизводит в основных чертах» не только ст. 78 Судебника, но «и, возможно, какое-то предшествующее ему (уложению 1597 т., — В. П.) законодательство о холопах царя Федора Ивановича (указ 1593 г. или даже указ 1586 г.), в котором могли быть затронуты эти вопросы, так как в нем уже шла речь о записи в книги новых служилых кабал».

Последнее предположение В. И. Корецкого не представляется нам убедительным. Ведь в уложении 1597 г. речь идет о столкновении двух служилых кабал на одного человека, а в привлеченной В. И. Корецким правой грамоте рассматривается случай столкновения полной и кабалы. Этот последний казус был предусмотрен еще в ст. 78 Судебника 1550 г., запретившей брать служилые кабалы на полных холопов.  Следовательно, указанное судебное решение 1593 г., основанное целиком на ст. 78 Судебника 1550 г., предписание которой не повторялось в ст. 8 уложения 1597 г., не может являться основанием для утверждения, что ст. 8 уложения 1597 г. повторяет нормы указов 1593 или 1586 г.

Ст. 9 уложения 1597 г.  подчеркивает значение кабальных книг как документа, подтверждающего владельческие права на кабального холопа. По существу одна только запись кабалы в кабальной книге является достаточным основанием для возвращения беглого кабального холопа и возбуждения иска о «сносе», если, разумеется, не возникнет ситуация, зафиксированная в предыдущей, 8-й, статье, когда показания кабальных книг не принимаются во внимание в случае предъявления третьим лицом служилой кабалы, более ранней по времени составления.

Ст. 10 уложения 1597 г.  разрешает переход кабальных в полные или докладные холопы и рассматривает в общей форме вопрос об условиях и обстоятельствах такого перехода. Предписание отсылать кабальных людей, пожелавших дать на себя взамен служилых кабал полные или докладные грамоты, к постель- ничьему и наместнику Московской трети для оформления полных или докладных обычно трактуется в том смысле, что только данное лицо имело теперь право выдавать полные и докладные грамоты.

Но если стоять на такой формальной позиции при комментировании ст. 10, то допустимо утверждение, что та же статья уложения 1597 г. вводит ограничения при взятии служилых кабал путем концентрации их записи в кабальных книгах в Приказе Холопьего суда у должностных лиц Михаила Ивановича Внукова и Пятого Кокошкина. Но это последнее допущение противоречит достоверным фактам, согласно которым запись служилых кабал в кабальные книги велась не только в Приказе Холопьего суда, но и у приказных людей и губных старост.

Подобно этому же, руководствуясь ст. 1 («всякие крепости и кабалы старые в Холопье приказе записывати в книги»), можно было бы утверждать, что уложением 1597 г. предписывалось вести записные книги старых крепостей лишь в Москве (что неверно). Также о книгах, ведшихся якобы лишь в Приказе Холопьего суда, речь идет в ст. 9.

Все эти противоречия объясняются, с нашей точки зрения, тем, что сохранился текст уложения 1597 г., адресованный в Приказ Холопьего суда, а потому и приспособленный главным образом для применения в Москве. Поэтому в ст. 10 при описании процедуры оформления полной или докладной грамот на кабального холопа фигурирует не наместник с боярским судом, оформлявший (по ст. 63 Судебника 1550 г.) полные и докладные грамоты, а постельничий и наместник Московской трети, выдававший полные и докладные именно в Москве, и не дьяки в городах или губные старосты, ведшие кабальные книги (по указу 1586 г.), а именно Михаил Иванович Внуков и Пятой Кокошким из Приказа Холопьего суда, руководившие их ведением в Москве. Таким образом, мы не видим оснований считать, что уложение 1597 г. своей 10-й статьей отменяло порядок оформления полных и докладных грамот, введенных Судебником 1550 г., и тем самым ограничивало право их выдачи.

Ст. 10 уложения 1597 г. устанавливает процедуру перехода кабальных людей в полные и докладные холопы, учитывая при этом сложившуюся к 1597 г. систему, при которой компетенция центральных и местных учреждений, ведавших холопьими делами, была уже строго разграничена. Проявлением такого разграничения является непременное участие в оформлении превращения кабального холопа в полного или докладного двух должностных лиц: в Москве — наместника Московской трети и кого-либо из руководителей Приказа Холопьего суда; в других местах — наместника с правом боярского суда и дьяка или губного старосты.

Основная забота составителей уложения 1597 г. заключалась в том, чтобы обеспечить кабальному человеку такие условия, при которых, по мнению законодателя, переход в полные или докладные холопы основывался бы только на добровольном желании и исключал бы непосредственное принуждение со стороны кабало- владельца. Едва ли, однако, предусмотренная в ст. 10 процедура опроса кабального человека могла обеспечить устранение нажима со стороны господина, но несомненно зафиксированное в уложении 1597 г. стремление его составителей исключить или хотя бы ограничить такой нажим.

Совершенно очевидно, что не забота о кабальном холопе проявилась в данном постановлении уложения 1597 г. Разрешив в общей форме переход кабальным людям в полные и докладные холопы, ст. 10 уложения 1597 г. отменяла тем самым постановление указа 1558 г. (о выдаче несостоятельных должников истцам «головою» до выплаты долга), запретившего кабальному человеку, если на нем ищут деньги «по кабалам ... за рост служити да сносов», продаваться в полные и в докладные, а предписавшего в этом случае «выдати» их в «искех головою до искупа». Этим самым правительство, проводя в целом политику, имевшую тенденцию к ограничению полного, старинного и докладного холопства и к развитию холопства кабального, выражением чего и явился указ 1558 г., не изменив своей общей ориентации в данном вопросе, сделало все же шаг назад — в пользу полного и докладного холопства. Но, совершив такое попятное движение, составители, верные своей отмеченной выше тенденции, стремились свести до минимума результаты этой уступки старому хо- лоповладению, почему в ст. 10 уложения 1597 г. и было включено в качестве непременного условия перехода из состояния кабальной службы в полные или докладные холопы добровольное согласие на такой шаг со стороны самого кабального человека.

Возвращаясь к казусу, рассмотренному в указе 1558 г., следует отметить, что теперь, после 1597 г., кабальный холоп, обвинённый в сносе, имел две, как бы на выбор, возможности: либо согласиться на предложение господина перейти в полные или докладные холопы, поступив, таким образом, в соответствии со ст. 10 уложения 1597 г., либо отказаться от этого, и тогда вступал в силу указ 1558 г., согласно которому такой кабальный холоп должен был быть отданным головой до искупа.

Не исключено, однако, что, включая в уложение 1597 г. выраженное в общей форме разрешение перехода кабального человека в полные и докладные холопы, составители уложения исходили из частного случая продажи кабаловладельцем своего кабального человека другому лицу в полное или докладное холопство. На возможность такого предположения наталкивают заключительные слова ст. 10: «... отдавати тех кабалных людей по-прежнему их в холопи по их кабалам, по которым винятца, старым их государем».  Если это предположение не является произвольным, то мысль о непоследовательности законодательной власти в вопросе регулирования развития форм холопства в пользу кабального цолучает еще большее подтверждение.

Предложенная здесь попытка представить частный случай, из которого исходили составители ст. 10 уложения 1597 г., не исключает высказанного выше мнения об общем характере данной статьи, нормы которой должны были применяться всегда, когда вставал вопрос о переводе кабальных людей в полные или докладные холопы. Просто мы попытались представить ход мысли законодателя — от частного к общему. Разрешая, по необходимости продажу кабальных людей другим лицам в полные и докладные холопы и ограничивая нежелательные последствия этого шага введением обязательного согласия самого продаваемого, законодатель вынужден был пойти и на общее разрешение переводить при тех же условиях кабального человека в полного или докладного холопа, в том числе и на отмену запрещения, содержащегося в указе 1558 г., чтобы не создавать путаницы при решении подобных дел и не ставить одних холопавладельцев в слишком уж привилегированное положение по сравнению с другими. И действительно, если власти вынуждены были разрешить продавать кабального холопа другому лицу в полное или докладное холопство, то на каком основании можно запретить такой же перевод холоповладельцам, желающим превратить своих кабальных холопов в холопов полных или докладных? Но, разумеется, ж в том и в другом случае оставалось в силе условие добровольности (для кабального) такого перевода.