ХОЛОПСТВО В КОНЦЕ 16 НАЧАЛЕ 17 веков

Бегство холопов. Возвращение беглых детей кабальных холопов их холоповладельцам. Права феодалов на принадлежавших им крепостных крестьян

Голод 1601 —1603 гг. вызвал не только бегство кабальных холопов и их изгйание из дворов холоповладельцев, но и приток в кабальное холопство крестьян, главным образом беглых. Данные об этом последнем процессе можно почерпнуть из новгородских кабальных книг. В Новгороде доля крестьян и бобылей, не зависимых прежде от холоповладельцев и давших на себя служилую кабалу, в 1601/02 г. возросла до 6.4% по сравнению с 0.8% в 1599/1600 г. и 2.4% в 1600/1601 г. (см. табл. 25). В Белозерской половине Бежецкой пятины эти показатели еще более высоки: в 1602/03 г. — свыше 13%,  в 1603/04 г.— свыше 28%.

Крестьяне, поступавшие в кабальные холопы, в подавляющем большинстве случаев ссылались на голод, вынудивший их пойти на такую крайнюю меру. Так, Гриша Ондреев сын с женой, давая на себя служилую кабалу Михаилу Ивановичу Кутузову, объяснял: «Живали во крестьянех за Марком за Нармацким да охудали».  При поступлении в кабальные холопы к Федору и Онисиму Измайловым 26 января 1604 г. Осип Кузьмин сын сказал: «Наперед сего в холопстве ни у кого не служивал, а жил за отцом их за Ортемьем во крестьянех и в морозобитной год обнищал и волочился меж двор».  1 мая 1604 г. Онуфрий За- харьев сын сказал, что жил «в бобылех у Ивана у Изъеденова и Иван де его сослал, а бьет челом в службу Василию Григорьеву сыну Талызину и кабалу на себя служилую дает».

Естественно, что такое нарушение владельческих прав феодалов на принадлежавших им крепостных крестьян приводило к конфликтам в среде господствующего класса, к попыткам возвратить крестьян, челобитьям и тяжбам. Эта борьба за спорных людей была, как видно, затяжной и оставалась весьма актуальной до конца царствования Бориса Годунова. Согласно действующему законодательству, тяжбы эти должны были решаться в пользу старых владельцев, т. е. служилые кабалы, взятые в любое время, в том числе и в период «голодных» лет, на беглых крестьян подлежали аннулированию.  Принявшие в «голодные» годы людей господа считали такое положение ущемляющим их интересы, имея возможность ссылаться на то, что они «кормили, поили, одевали и обували» холопов в самое трудное время — в период голода.

Они не желали примириться с возможностью потери работного контингента из числа приобретенных в «голодные» годы крестьян и, воспользовавшись приходом к власти в Москве Лжедмитрия I, оказали на него нажим, в частности и в форме челобитий. То были главным образом дворяне южных районов страны, которые помогли самозванцу овладеть престолом и у которых оказалось большое число бежавших из центра крестьян. Принятый 1 февраля 1606 г. указ свидетельствовал, между прочим, о том, что острота проблемы не спала, вопрос оставался чрезвычайно актуальным, а конфликты не разрешенными и в период, отделенный минимум полуторами и максимум четырьмя годами от времени, когда они возникли.

В указе как раз и предпринималась попытка решить проблему в интересах помещиков юга страны.  Было предписано беглых крестьян, покинувших своих господ за год до голода и после «голодных» лет, возвращать на старые места. Так же необходимо было поступать и с теми крестьянами, которые бежали во время трех «голодных» лет, но «с животы», а следовательно, могли прокормиться. Если же в результате расследования выяснялось, что помещик или вотчинник, который пытался их «вытягивати ис холопства по крестьянству», равно как и получить беглых крестьян, порядившихся к другим господам в качестве крестьян же, «прокормити его (т. е. своих крестьян,—В. Я.) не умел», то крестьянину предписывалось «жити за тем, хто его в голодное время прокормил». В отношении беглых крестьян, ставших в «голодные» годы кабальными холопами, мотивировка данного предписания имеет следующий вид: «Будет сшол от бедности и животов у нево не было ничево, и тем исцом отказывати: в голодные лета тот помещик или вотчинник прокормити его не умел, а собою он кормитися не возмог, и от бедности, не хотя умереть голодною смертью, бил челом в холопи, а тот его, приняв в голодные лета, прокормил и себя тем истощил, проча себе, и ныне того крестьянина ис холопства во крестьяне не отдавати, а быти ему у тово, хто его голодные лета прокормил. А не от самые от нужи он в холопи не шел».

Указом предусмотрен был и случай расхождения между результатом расследования материального положения крестьянина в момент бегства и его собственным утверждением. Если выяснялось, что крестьянин «сшол от бедности и животов у него не было ничего», а сам он вопреки этому пытался «оттягиваться» от холопства, утверждая, что «взял его помещик во двор силно и взял кабалу, а ему было прокормиться самому мочно», то вступала в силу другая процедура. Необходимо было лишь «сыскивати крепостьми, в какое время и в которых годех кабалы писаны». Убедившись, что служилые кабалы «на Москве и в городех» записаны в кабальные книги именно в период «голодных» лет, власти должны были беглых крестьян «по тем кабалам в холопи выдавати». Законодатель исходил из убеждения, что если новый господин оформил бы на беглого крестьянина «кабалу силно», то «он бы о том у записки бил челом». Как будто факт регистрации служилой кабалы гарантировал от насильственного закабаления! И наоборот, отсутствие в кабальных книгах служилых кабал на беглых крестьян, данных в «голодные» годы, должно было, очевидно, решить спор в пользу прежнего владельца вне зависимости от результатов обследования материального положения крестьянина в момент бегства. Любопытно, что, решившись задним числом на частичное нарушение владельческих прав феодалов в отношении их бежавших в «голодные» годы крестьян в пользу новых господ, которые приняли беглых и нарушили тем самым действующее законодательство, безотносительно к тому, какую форму принимала новая зависимость — крестьянскую или холопью, — правительство Лжедмитрия I не рискнуло поступить подобным же образом с беглыми холопами. Они по-прежнему оставались объектом розыска, несмотря на то что бежать они могли и в связи с невозможностью прокормиться у старого господина.

Более того, феодальное государство с конца XVI в. все настойчивее стремилось усилить борьбу против бегства холопов. Дело было не только в том, что беглые холопы представляли ойасность в качестве одной из основных движущих сил антифеодальной борьбы (опыт гражданской войны и интервенции начала XVII в. это наглядно подтвердил), но и в постоянно ощущаемой помещиками и вотчинниками нехватке рабочих рук.

Симптомом этого дефицита является резкий рост закабалений в период голода, свидетельствующий, как уже было отмечено, о емкости холопьего рынка. Холоповладельцы в начале XVII в. постоянно испытывали недостаток в рабочих руках и для их привлечения готовы были платить значительные суммы. Так, например, в Новгороде софийский протопоп Амос Иванов сын в январе 1608 г. взял двухрублевую служилую кабалу на десятилетнего ребенка, за которого он сверх 2 руб. заплатил еще 5 руб. торговому человеку Кириллу, вывезшему малолетнего холопа из Колывани.

О масштабах бегства холопов до 1597 г. уже шла речь выше. Но и на рубеже XVI—XVII вв. и в начале XVII в. количество беглых холопов вряд ли уменьшилось. По свидетельству Авраамия Палицына, в одних только украинных городах в период восстания Болотникова скопилось свыше 20 тыс. беглых холопов.  Переводчик Прокофий Вразский утверждал, что в 1606 г. восставшие «людишек кабальных роспустили и крепости им повыдали».

Даже при наличии государственной регистрации служилых кабал и внесении их в официальные кабальные книги, а также при проведении столь всеобъемлющего мероприятия, каким была экстренная перерегистрация всех холопьих документов по уложению 1597 г. в записных книгах старых крепостей, отсутствие государственного сыскного аппарата делало борьбу феодалов за возвращение беглых холопов малоэффективной. В этом смысле весьма показательно положение, сложившееся с холопами Ивана Брюхова. В декабре 1599 г. он взял служилую кабалу на своего старинного человека Михаила, отец которого, также старинный холоп, как отмечено тут же, «сбежав, живет в Торопецком уезде».  Таким образом, холоповладелец знает, где находится его беглый холоп, но бессилен его возвратить.

Лишь в уложении царя Василия Шуйского от 9 марта 1607 г. предпринимаются первые попытки возложить на государственные органы постоянный сыск беглых холопов (наряду с сыском крестьян) и ввести более строгие санкции за прием беглых и подговор к побегу.  Наместникам, воеводам, судьям, дьякам и «всяким приказным людям» под угрозой большого штрафа и полной отставки от государственной службы предписано было постоянно следить за прибытием в подведомственные им территории беглых крестьян и холопов и возвращать их владельцам, не дожидаясь челобитий последних. В свою очередь выявленные «подговорщики» подлежали торговой казни и денежному штрафу, а «приимщики» — денежному штрафу.

В то же время уложение царя Василия Шуйского, принятое в самый разгар восстания Болотникова, как и указ о добровольных холопах, принятый двумя днями ранее,  отразило сиюминутные заботы правительства, стремящегося привлечь хотя бы часть холопов на свою сторону. Этим и объясняется включение в уложение статьи об отпуске властями холопов, достигших определенного возраста, на свободу, если господа не выдали их замуж или не женили.  По наблюдению И. И. Смирнова, «здесь государственная власть опять вторгается в сферу отношений между холопом и его господином с целью недопущения со стороны холоповладельцев действий, могущих вызвать протест со стороны холопов .. . заставляя холоповладельцев нести последствия их незаконных действий ».

И, наконец, стремясь устранить или хотя бы ослабить борьбу между феодалами из-за беглых крестьян и холопов, осложненную противоречивостью политики Бориса Годунова, Лжедмитрия I и самого Василия Шуйского, в связи с чем крестьянский и холопий вопросы оказались в запутанном состоянии, уложение введением пятнадцатилетних урочных лет, единых для сыска беглых крестьян и холопов,  пыталось создать новую правовую основу урегулирования крестьянского и холопьего вопросов на базе крепостничества.

Однако ни учреждение постоянного государственного сыска беглых холопов, ни введение пятнадцатилетних урочных лет, ни вмешательства властей в отношения между холопами и их господами не могли устранить дезорганизацию и в этой последней сфере, и в холопьем праве, и в отношениях между холоповладель- цами, вызванную борьбой самих холопов за свою свободу и противоречивой политикой в данном вопросе быстро сменяющихся властей.

Наиболее наглядным подтверждением практической неразрешимости того клубка противоречий, который возник в результате крестьянской войны и интервенции, является боярский приговор о беглых холопах и холопьих отпускных от 25 февраля 1608 г. Хотя к этому времени было уже покончено с Лжедмитрием I и удалось подавить восстание Болотникова, злободневными оставались порожденные грозными событиями 1605—1607 гг. проблемы в сфере отношений между холоповладельцами и между холопо- владельцами и холопами, а наряду с ними всплывали новые острые проблемы, связанные с новыми социальными и классовыми потрясениями.

Боярская дума должна была, в частности, ответить на вопрос, возникший в связи с многочисленными челобитьями дворян и детей боярских и поставленный перед нею руководителями Холопьего приказа, как следует поступать с холопами, принадлежавшими господам, бывшим в измене в период восстания Болотникова и потому опальным, если другие холоповладельцы взяли их из тюрем на поруки, оформив даже служилые кабалы, а старые господа, с которых сняли государеву опалу, предъявляют права на своих прежних холопов.

Следует отметить, что приказной запрос сформулирован не вполне ясно. Из него вытекает, что холопы «были в измене» вместе со своими господами. Но почему они оказались в тюрьме, непонятно: то ли вследствие взятия в плен правительственными войсками после первого их перехода на сторону восставших, то ли первоначально они добровольно сдались властям, в результате чего получили от государства отпускные, а затем после вторичного перехода в лагерь Болотникова вновь оказались в руках карателей. Ответ Боярской думы дает основания для обоих предположений.

Впрочем, в этом ответе отсутствует казус с холопами, взятыми из тюрьмы на поруки, на которых предъявляли свои старые права прежние господа в связи с их амнистированием.  Это обстоятельство дало основание М. Ф. Владимирскому-Буданову отметить, что в боярском приговоре дан «ответ не совсем на вопрос». Правда, И. С. Шепелев утверждает, что бояре вынесли компромиссное решение: «...взятые на поруки и давшие после этого на себя кабалу крестьяне и холопы оставались за новыми хозяевами лишь в том случае, если с их старых хозяев не была снята государева опала. В противном случае холопы возвращались к прежним своим господам: „... а старые их бояре, которые были в измене, а государева опала ныне им отдана, тех холопей имают и ищут на них по старым крепостям холопства"».  Но, во-первых, в указе не идет речь о крестьянах, а, во-вторых, вывод автора основывается на том, что за ответ Боярской думы произвольно принимается вопрос Приказа Холопьего суда (в том числе и та часть, которая им цитируется).

Неполучение Холопьим приказом ответа на поставленный им вопрос может объясняться деликатностью данного казуса и нежеланием в условиях усилившейся интервенции вызвать недовольство центральной властью даже у части холоповладельцев. Не исключено также, что он показался Боярской думе малозначительным на фоне новых обстоятельств, грозно давших о себе знать: в войске Лжедмитрия II оказались именно те холопы, которые прежде принимали участие в восстании Болотникова и, добровольно сдавшись властям, получили от них отпускные.

Попытке привлечь их на свою сторону, стимулировать к добровольной сдаче в плен посвящен ответ Боярской думы. Для этого те холопы, которые «с нынешнего воровства прибежат ко государю сами», даже если они вторично оказались во враждебном правительству лагере, не отдавались их прежним владельцам, а отпускались на свободу по отпускным, выданным еще тогда, когда они впервые приняли участие в борьбе и добровольно «государю добили челом». В случае же захвата холопов в плен «на деле», ранее выданные отпускные аннулируются, а их предписано было «казнити или старым их бояром отдавати».

Дезорганизация в сфере холопства достигла столь значительных масштабов, что тем же приговором от 25 февраля 1608 г. Боярская дума вынуждена была для стабилизации в этой области пожертвовать интересами холоповладельцев, пострадавших при Лжедмитрии I и лишенных принадлежавших им холопов. Власти приняли решение руководствоваться единым формальным основанием: отпускная, выданная Холопьим приказом вследствие опалы холоповладельца, законна — вне зависимости от того, когда и при каких обстоятельствах она была оформлена. И. С. Шепелев безусловно прав, утверждая, что Василий Шуйский «в данном случае предпочитал не ущемлять интересов тех дворян и детей боярских, за которыми эти холопы жили по кабалам уже более двух лет».  И действительно, если бы власти решились на дифференцированный подход к отпускным, то они не могли бы объяснить новым холоповладельцам, взявшим служилые кабалы на законном основании (т. е. по предъявлении отпускных), почему одних из них лишают холопов, а других нет.

Выше уже отмечалось, что в условиях крестьянской войны и интервенции, характеризующихся хаотической политикой и переплетением противоречивых тенденций в холопьем вопросе, холоповладельцы предпринимали попытки обойти либо попросту игнорировать преобразования уложения 1597 г., согласно которому, в частности, кабальные холопы должны были служить до смерти их господ и не могли являться объектом наследования. Если же принять во внимание запрещение того же уложения прерывать зависимость кабальных людей посредством выплаты долга, то становится очевидным, что именно наследственность неволи превратила бы кабальных холопов фактически в холопов полных. Государство само не склонно было допускать это и уже со второй половины XVI в. отдавало предпочтение кабальной службе перед устаревшим полным холопством. Однако, внося своими противоречивыми и хаотическими действиями дезорганизацию в отношения между холоповладельцамн и холопами, и без того расшатанные борьбой холопов, власти в^ условиях гражданской войны не всегда могли воспрепятствовать попыткам холоповладельцев явочным порядком превратить кабальную неволю в наследственную форму зависимости.

Перелом наступил лишь в 1609 г., когда царем Василием Шуйским был провозглашен указ (от 21 мая), решительно подтвердивший те пункты о кабальном холопстве в уложении 1597 г., которые холоповладельцы стремились игнорировать.  Содержание этого указа допускает лишь однозначное толкование. Во-первых, подтверждается статья уложения 1597 г., согласно которой кабальные холопы и их дети, родившиеся в холопстве, подлежат отпуску на волю по смерти холоповладельца. Во-вторых, подтверждается норма, сложившаяся в обычном праве и включенная в уложение 1597 г., по которой кабальная неволя является потомственной формой зависимости, иначе говоря, дети кабальных холопов, родившиеся в холопстве, принадлежат холоповладельцам, как и их родители.

Из сказанного может возникнуть впечатление, что правительство пыталось сбалансировать свою политику в отношении холопов и холоповладельцев, одновременно провозгласив ненаследственность кабальной неволи и ее потомственность. Возможно даже, оно стремилось создать такую иллюзию. Но перспективы практической реализации обоих предписаний были весьма различными.

Если возвращение беглых детей кабальных холопов их холоповладельцам являлось делом не только последних, но и государственных органов, которым, согласно уложению царя Василия Шуйского от 9 марта 1607 г., поручался также сыск, то отпуск кабального холопа на волю по смерти его господина, когда потомки холоповладельца препятствовали этому, мог осуществиться принудительно лишь по жалобе самого холопа, а государственные органы только реагировали на нее, не проявляя никакой инициативы самостоятельно.

По вопросу о причинах принятия указа от 21 мая 1609 г. с его возвратом к нормам уложения 1597 г., посвященным кабальному холопству, единство взглядов отсутствует. Отмеченное Б. Д. Грековым и И. С. Шепелевым в данной связи изменение положения в стране не вызывает сомнений. И действительно, к этому времени в результате освобождения большей части территории Замосковного края и Поволжья от польско-литовских захватчиков, выступления из Новгорода русско-шведских войск во главе со Скопиным-Шуйским и т. д. соотношение сил значительно изменилось: Тушинский лагерь оказался ослабленным, а положение правительства Шуйского укрепилось.  Естественно, что такое изменение положения в стране могло позволить Василию Шуйскому начать возврат к нормам уложения 1597 г. в полном его объеме, нарушенным в перяод гражданской войны как в результате классовой борьбы холопов и сопровождавшего ее обострения внутриклассовой борьбы в среде феодалов, так и в результате действий самого правительства, побуждаемого политической конъюнктурой к лавированию и противоречивым действиям. Указ 21 мая 1609 г. и был первым шагом в этом направлении: он провозгласил восстановление всех норм уложения 1597 г., относящихся к кабальному холопству и являющихся предметом острых столкновений при их практической реализации. Тем самым, следовательно, правительство царя Василия Шуйского получило возможность возвратиться к исходному пункту нового курса в области кабального холопства, разработанного правительством царя Федора Ивановича и связанного с его политикой в крестьянском вопросе, а именно с оформлением крепостного права.

Однако связывать этот процесс только лишь с укреплением власти Василия Шуйского вряд ли основательно. В передаче В. Н. Татищева сохранилось важное известие, дающее возможность представить позицию холопов: «...хотя наши переводчики письма святого служитель и раб за едино поняли, что наш патриарх Иев в Истории по причине челобитья холопей, чтоб не быть рабами, изъяснил и царь Василий Иванович Шуйский для ути- шения великого в холопах смятения закон учинил, что пленным токмо рабами быть, доколе он свободу получит, а холопей в прежней верности оставил служить по кабале и полетной».

Еще М. Ф. Владимирский-Буданов обратил внимание на подобный же текст, опубликованный Новиковым в «Древней Российской вивлиофике», и отметил, что указ 21 мая 1609 г. мог быть вызван упомянутой в ней холопьей челобитной.  Е. Н. Кушева вполне основательно выразила сомнения в достоверности ряда сведений, сообщаемых Татищевым, которые являлись результатом авторской интерпретации историка.  С другой стороны, упоминание о холопьей челобитной, в результате которой «царь Василий Иванович Шуйский для утишения великого в холопах смятения закон учинил», восходит, как полагает Е. Н. Ку- шева, к первоисточнику, т. е. к «Истории» Иосифа.  Выделив известие, заслуживающее доверие, Е. Н. Кушева поддержала мнение М. Ф. Владимирского-Буданова об указе от 21 мая 1609 г. как об ответе Шуйского на челобитье холопов: «Именно наследственность холопства ставила полного холопа в положение раба. Очевидно, подавая челобитье о том, „чтоб не быть рабами", кабальные холопы возражали против стремления господ превратить их в наследственных рабов, и это челобитье и было удовлетворено указом 21 мая 1609 г.».

Б. Д. Греков, также связывая челобитье холопов с данным указом, полагал, однако, что речь шла о той его части, которая относится к добровольным холопам, жившим «бескабально» у своих господ «лет пять, или шесть, или десять и болши» и не давшим на себя служилых кабал. «Таких людей, — пишет Б. Д. Греков, — он приказал оставить в покое до своего государева указа».  Это последнее утверждение Б. Д. Грекова неверно по существу, поскольку смысл указа не в том, чтобы оставить в покое документально не оформленных холопов, а в предписании «отдавати» прослуживших более пяти лет «старым их государем, у кого они живут».  Если же учесть, что данное распоряжение пришло на смену ряду других, в которых в нарушение уложения 1597 г. ставилось под сомнение право холоповладельцев оформлять служилые кабалы на документально не оформленных холопов, прослуживших более полугода,  то тогда нет никакой возможности связывать эту часть указа с челобитьем холопов, «чтобы не быть рабами».

И. И. Смирнов вообще выразил сомнение в возможности «рассматривать как удовлетворение челобитья холопов, „чтоб им не быть рабами", закон (21 мая 1609 г., — В. П.), в числе статей которого есть предписание возвращать старым „государям" детей кабальных холопов, которые, „бегаючи от старых своих государей, дали на себя иным кабалы"».  В. И. Корецкий разделяет это сомнение: «... 21 мая 1609 г. никаких уступок холопам сделано не было. Напротив, в этот день были аннулированы все предшествующие уступки, содержавшиеся в указах от 7 марта 1607 г., 9 марта и 19 марта 1608 г.».

Нам представляется такая постановка вопроса в работах И. И. Смирнова и В. И. Корецкого неправомерной. Отсутствие уступок в указе 21 мая 1609 г., равно как и восстановление нормы уложения 1597 г. о холопской зависимости детей кабальных людей, родившихся в холопстве, не является аргументом, отрицающим возможность связи указа с выступлением кабальных людей против превращения их в наследственных рабов. По-видимому, в данном случае кабальные холопы выступили не с требованием уступок, а с призывом к соблюдению не отмененной, но явочным порядком нарушаемой холоповладельцами нормы уложения 1597 г. о службе их до смерти господина. Василий Шуйский, используя укрепление своей власти, только лишь сделал вид, что пошел на уступки холопам, на самом же деле всего лишь возвратился к связанному с закрепощением крестьян новому курсу в области кабального холопства, провозглашенному в конце XVI в.

Необходимо отметить, что, провозгласив 21 мая 1609 г. возврат к уложению 1597 г. по вопросу о кабальном холопстве, правительство Василия Шуйского не решилось пока еще на аналогичный шаг в области добровольного и документально не оформленного холопства и выжидало до 12 сентября того же 1609 г., когда оно провело подобное мероприятие и в сфере документально не оформленного холопства. Не связана ли такая затяжка с тем, что, несмотря на некоторое укрепление правительственной власти, Василий Шуйский не чувствовал себя еще достаточно уверенно? Но тогда, быть может, и возврат к статьям о кабальном холопстве уложения 1597 г. был вызван не только изменением положения в стране, но и ускорен таким фактором, каковым являлось требование холопов.

Конечно, провозглашение возврата к нормам уложения 1597 г. в сфере кабального холопства не означало, что их нарушения сразу же окажутся устраненными, а дезорганизация преодоленной. Более того, последствия крестьянской войны д интервенции долго еще будут сказываться. Однако отсутствие после 1609 г.новых законодательных мероприятий (вплоть до Соборного уложения 1649 г.), призванных изменить установленный в 1597 г. статус кабального холопства либо, наоборот, укрепить его, свидетельствует, что в конечном счете для проведения курса на крепостническую стабилизацию в сфере отношений, связанных с кабальным холопством, оказалось достаточно указа от 21 мая 1609 г.