Московские князья Дмитрий Донской и Василий Дмитриевич. Крамола. Присоединение к Москве княжеств Мещеры и Тарусы. Война с Новгородом из-за Двинской области

 

ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРАВА. ОТ ИЗДАНИЯ СУДЕБНИКОВ ДО ИЗДАНИЯ УЛОЖЕНИЯ 1497-1649

 

 

Московские князья Дмитрий Донской и Василий Дмитриевич. Крамола. Присоединение к Москве княжеств Мещеры и Тарусы. Война с Новгородом из-за Двинской области

  

Княжение Дмитрия Ивановича Донского служит лучшим свидетельством, какую важную роль в управлении государством занимали бояре, что Москва только тогда являлась непобедимой, непреклонной, настойчивой и успевающей во всех своих предприятиях, когда московское боярство действовало согласно и дружно с князем, когда в боярах не было крамолы.

 

Великий князь Иван Иванович, вследствие боярских крамол, оставил Москву своему малолетнему сыну в самом жалкой положения; но едва прошло два года после его смерти, как Москва стараниями бояр, управлявших государством за малолетнего князя, вдруг подняла на такую высоту, что отняла великое княжение Владимирское у князя Суздальского, Дмитрия Константиновича, и за один поход подчинила себе три независимых княжества и вообще сделалась первенствующим княжеством в здешнем крае. Л потом, когда князь вырос и стал заниматься делами заодно с боярами, то Москва решительно стала выше всех своих соперников и даже вышла, хотя кратковременной, победительницей в битве с татарским ханом на берегах Непрял вы.

 

Что Москва своими громадными успехами в княжение Дмитрия Ивановича была обязана дружной и согласной деятельности князя и бояр, об этом свидетельствует сам Дмитрий Иванович Донской в своей предсмертной прощальной грамоте, в которой он арямо говорит своим детям: «бояр же своих любите, и честь им достойну ваздавате противу делу коегождо, без их думы ничтоже творите». И затем, обращаясь к боярам, говорит: «вы ж весте обычаи и нравы мои, пред вами я родился и вырос, и с вами царствовал отчину свою, великое княжение, 27 лет, с вами на многи страны множествовал, вами в бранях страшен был и Божиею помощию низложил врагов своих и покорил под себя, с вами великое княжение вель-ми укрепил, и мир и тишину княжению своему сотворил, и державу отчины своея соблюл, великую же честь и любовь к вам имел и под вами породы держал и великия власти, радовался и скорбел с вами, вы же не нарекостеся у меня бояре, но князи земли моей».

 

Значит, по сознанию и прямому свидетельству самого великого князя, в Москве бояре имели ночти княжескую власть, но только тогда, когда они действовали дружно и согласно с князем, в противном же случае они являлись крамольниками. Крамольники, как мы уже видели, появились в Москве при великом князе Семене Ивановиче, особенно сильны были при его брате, великом князе Иване Ивановиче, при великом же князе Дмитрии Ивановиче крамола, хотя не совсем прекратилась, но была настолько слаба, что решительно не имела никакого успеха в Москве и только продолжала свои происки против Москвы в соседних княжествах, преимущественно в Твери и Рязани; но и там ее затеи, временно удачные, обыкновенно кончались торжеством Москвы, где бояре, действовавшие согласно с князем, всегда умели успешно справляться с происками крамольников.

 

Последним убежищем московской крамолы была Орда, особенно при Мамае и Тохтамыще, но и здесь московские бояре, наконец, успели из крамолы получить выгоды для Москвы, ибо под личиной крамольников в Орду проникали московские агенты, которые успевали нередко пересылать в Москву тайные известия о замыслах в Орде; так одной из причин поражения Мамая на Куликовом поле была та, что московские агенты вовремя успели подать вести в Москву о том, что Мамай собирает большие силы на Московского князя; равным образом, одной из важнейших причин успеха, полученного Тохтамышем при походе на Московского князя, было умение скрыть от московских агентов приготовления к походу. Тох-тамьгш, кажется, не жаловал московских крамольников; но его приказанию в 1383 году убит был в Орде последний из них, известный Неко-мат Сурожанин, получивший в последнее время прозвание — Брех, т. е. лгун, конечно, данное ему за многие лживые обещания и обнадеживания относительно силы крамольников в Москве и свидетельствующее о нем как о самом отчаянном и ничем неукротимом крамольнике.

 

Преемник великого князя Дмитрия Ивановича Донского, старший сын его Василий Дмитриевич, после отца остался 17-ти лет от рождения. Он получил по смерти родителя московский престол в самом цветущем состоянии: Москве в то время не было уже соперников во всей восточной Руси, Москва тогда наслаждалась миром и согласием со всеми соседними княжествами. Покойный великий князь, Дмитрий Иванович, передал своему 17-летнему сыну свою отчину и дедину — Москву, совершенно обеспеченную и ниоткуда не угрожаемую извне, а внутри согласную и полную бодрости и надежды на будущие успехи.

 

Хан Тохтамыш сам прислал своего посла посадить Василия Дмитриевича на великое княжение Владимирское, и никто не осмелился предъявить притязания на этот стол, все смотрели на него уже как на отчину московского князя. Единственным облачком при вступлении Василия на престол было размирье его с князем Владимиром Андреевичем, который было ушел в Торжок. Причиной этого размирья, судя но указаниям дошедшей до нас договорной грамоты, было то, что Московский князь стал посылать своих дань-щиков и приставов в удел Владимира Андреевича, а московские бояре начали покупать села и деревни в том же уделе без ведома князя Владимира; далее Московский князь начал судить общие городские суды без наместников князя Владимира и поставил на княже-владимировой земле свою слободу, против Боровска. Все сии явные оскорбления княжеской власти Владимира Андреевича, естественно, не могли не вызвать с его стороны протеста, который привел к военным действиям, кончившимся занятием Владимировых владений и посажением в них московских наместников. Но успешное удаление князя Владимира Андреевича в Торжок испугало московских бояр и их молодого князя, — они увидели, что новгородцы, недовольные московской опекой, с радостью примут князя Владимира и тогда придется воевать с сильными новгородцами, предводительствуемыми воинственным и опытным князем, & посему поспешили примириться с князем Владимиром Андреевичем, возвратив ему все его владения, даже прибавив к ним Волок и Ржев и отказавшись от всех нововведений, явно оскорбительных для власти удельного князя.

 

На четвертом году по восшествии на престол великий князь Василий Дмитриевич отправился в Орду и был принят Тохтамышем как старый знакомый, три года прежде проживший в Орде. Летопись прямо говорит, что ни одному из прежних князей не воздавали в Орде такой чести, какую встретил великий князь Василий Дмитриевич. Этой поездкой в Орду в первый раз выказалось новое направление московской политики. В прежнее время Москва хлопотала только о том, чтобы быть первенствующей державой в восточной Руси, чтобы не иметь соперников и всех соседей держать в послушании или, по крайней мере, в мирных отношениях. Всего этого Москва достигла в княжение Дмитрия Ивановича, теперь же вполне обеспеченная с этой стороны, она начиняет окончательно присоединять к своим владениям соседние владения, изгонять тамошних князей и на их место сажать своих наместников. Для этой-то новой цели великий князь Василий Дмитриевич ездил в Орду в 1392 году, где он, пользуясь стесненным обстоятельством хана Тохтамыша, бывшего тогда в войне с Тамерланом, повел дело О присоединении к Москве великого княжения Нижегородского и Суздальского и об изгнании тамошних князей, а также о присоединении Мещеры и Тарусы, где уже все было подделано в пользу Москвы при помощи внутренней крамолы, произведенной неудовольствиями между тамошними князьями и боярами.

 

Хан, вообще расположенный к Московскому князю и по обстоятельствам нуждавшийся в его послушании, а также, вероятно, получивший значительные деньги и еще большие обещания, решил дело по желанию Московского князя, дал ему ярлык на означенные владения и отправил с ним своего посла для предъявления ярлыка.

 

Мещера и Таруса были уже почти в руках Московского князя и об окончательном присоединении их не было нужды в особых приготовлениях, но не в таком положении находилось великое княжение Суздальское и Нижегородское: тамошний великий князь, Борис Константинович, недавно еще был утвержден на своем княжении ярлыком того же хана Тохтамыша и считался довольно сильным, чтобы не без сильного сопротивления уступить Москве. Поэтому Московский князь на обратном пути из Орды, еще с Коломны послал в Нижний Новгород ханского посла, чтобы предъявить ярлык и тем подать знак к внутренней крамоле между нижегородскими боярами, которая уже заранее была тайно подготовлена; потом за ханским послом отправился и сам с достаточным войском. Борис Константинович, узнав о ханском ярлыке, созвал своих бояр и начал просить их, чтобы они его не выдали; старейший из нижегородских бояр уверил князя, что они все готовы положить за него свои головы, тогда как между нижегородскими боярами и Московским князем было уже условлено, как вести дело и только ожидали приезда ханского посла.

 

Наконец, явился и ханский посол в сопровождении московских бояр. Князь Борис Константинович приказал было затворить перед ним город, но нижегородские бояре сему воспротивились и сказали князю: «Мы не можем не пустить в город ханского посла с ярлыком и московских бояр, да и что они могут сделать с тобою, мы все за тобою; они пришли только подтвердить мир и вечную любовь, и тебе не след начинать войну». Когда же ханский посол и московские бояре были впущены в город, то немедленно зазвонили в колокола, собрали народ на вече и прочли ему ханский ярлык о присоединении Нижегородского княжества к Москве.

 

Потом нижегородские бояре явились к своему князю Борису Константиновичу и старейший из них, тот же Василий Румянец, объявил ему: «Мы господине, княже, пойман великим князем Василием Дмитриевичем, мы уже больше не твои слуги, а его, по ханскому приказанию» , Затем вскоре явился с войском и сам великий князь, Василий Дмитриевич, посадил в Нижнем Новгороде московских наместников, а князя Бориса Константиновича, его семейство и его приверженцев из бояр приказал развезти по городам, оковать цепями и держать под строгим караулом. Так пало внутренней крамолой еще сильное великое княжение Суздальское и Нижегородское; тамошние бояре, увлекаясь положением московских бояр и подстрекаемые ими, продали свое отечество и приняли желанную ими службу московскую, а князь Борис Константинович, когда-то сильный, а теперь оставленный своими, через два года скончался московским пленником; двум же племянникам его — Василию Кирдяпе и Симеону, хотя и удалось убежать из-под стражи, но они уже не могли воротить потерянного княжения и умерли в изгнании, а сыновья их, не находя нигде помощи, поступили в службу Московского князя.

 

Покончив с Нижегородским княжеством, великий князь Василий Дмитриевич и его бояре принялись за Новгород Великий, Они и здесь, оставив споры о правах великого князя над Новгородом, принялись посредством крамолы присоединять к Москве соседние Новгородские области. Дело это они начали составлением плана, при помощи новгородской крамолы отделить от Новгорода богатую Двинскую область, или Заволочье. Заволочьем владели богатые новгородские бояре, которые имели там свои обширные земли с городами и селами; они нередко производили смуты Даже в самом Новгороде, а в своих владениях были почти полными самостоятельными владыками, а посему, естественно, многие из них тяготились зависимостью тамошнего края от новгородского веча. К этим-то своевольным богачам, воображавшими себя чуть не владетельными князьями, обратился Московский князь с разными обещаниями и ласками, он с некоторыми из них вошел в тайные сношения через московских бояр, своих агентов, обещая Двинской области под своим покровительством такую же независимость и самостоятельность, какой пользовался сам господин Великий Новгород, и даже послал туда уставную грамоту, как управляться всему тамошнему краю под московским покровительством.

 

Дело это, веденное тайно московскими боярами в продолжение 5 лет, наконец, в 1397 году, доведено было до того, что Московский князь прислал в Заволочье, на Двину, своих бояр — Андрея Албердова с товарищами, которые княжеским именем объявили всю Двинскую область свободной и сказали на тамошнем вече: «разорвите все связи с Новгородом: и целуйте крест великому князю, он хочет оборонять вас от Новгорода к стоять за вас. Двинские бояре, прежде уже договорившиеся с князей к московскими боярами, пристали к речам посланников и убедили двиняк отложиться от Новгорода и целовать крест к великому князю. Вместе с тем московская рать без объявления войны с другой стороны отняла у Новгорода Волок-Ламский, Торжок, Вологду и Бежецкий Верх с воло-етьми, а вслед за тем великий князь объявил войну Новгороду и, скинув крестное целование, прислал разметные грамоты. Но вече новгородское не походило на вече нижегородское и нижегородских бояр: новгородцы, оскорбленные таким насилием, быстро собрали свою рать, смирили двинских крамольников и выгнали из Заволочья наместников московских.

 

Великий князь три раза после того возобновлял войну с Новгородом из-за Двинской области и крепко поддерживал тамошних крамольников, тянувших к Москве, но все три раза получал сильный отпор и наконец в 1417 году вынужден был отступиться от своих замыслов на отторжение Двинской области от Новгорода. Здесь московские бояре, при всем своем искусстве вести крамолу у соседей в пользу Москвы, встретили непреодолимое препятствие в новгородском вече, уже привыкшем справляться с крамолами, а о ханских ярлыках нечего было и думать: с ними нельзя было показаться в Новгороде, а не то чтобы на них утверждать свои права. Московские бояре знали это очень хорошо и потому к ярлыкам и не прибегали в этом деле, а соблазняли двинских бояр только высоким значением боярства в Москве, где меньшие, или черные, люди не могли приглашать бояр на суд веча и наказывать их. Но подобный соблазн далеко не на всех мог действовать даже в Двинской области, не говоря уже о Новгороде, а посему московская затея и не могла здесь иметь успеха, хотя была ведена очень искусно. Против Новгорода должно было действовать не через боярскую крамолу, но московские бояре пока еще не додумались отыскать другое средство — они доселе везде употребляли только боярскую крамолу. Но неудача в отнятии Двинской области только тем и ограничилась, что эта область осталась за Новгородом, обычная же власть великого князя над новгородцами продолжалась по-прежнему, поверх того Московский князь успел удержать за собой Бежецкий Верх и Вологду, захваченные им при первом нападении на Двинскую землю.

 

Отношения между Москвой и Тверью, судя по летописям, вообще были мирными с самого начала княжения Василия Дмитриевича; но до нас дошла договорная грамота между Московским князем и Тверским, Михаилом Александровичем, писанная в 1398 году, по которой, между прочим, Тверской князь обязывается отпустить без выкупа московских и новгородских пленников; следовательно, у Тверского князя была вой-ка с Новгородом и Московским князем; во когда была эта война и по какому случаю — неизвестно; грамота же говорит только, что Тверь, Москва и Новгород должны оставаться при старых границах, а Московский и Тверской князья обязываются жить в мире, помогать один другому в случае чьего-либо нападения и друг без друга не заключать мира с неприятелями. Михаил Александрович скончался в 1399 году, 66 лет от рождения, и тверской великокняжеский престол занял его старший сын, князь Иван Михайлович; при этом новом великом князе опять начались ссоры между тверскими князьями и Москва опять стала вмешиваться в тверские дела и поддерживать недовольных тамошним великим князем. Но князь Иван Михайлович, подобно отцу, был довольно силен и осторожен, а посему московское влияние на тверские дела было вообще незначительно и даже в 1406 году Московский великий князь вступил в союз с Тверским великим князем против великого князя Литовского, Витовта, и оба объявили ему войну; а в 1407 году, когда московский князь Василий Дмитриевич выступил в поход на Витовта, то тверской князь Иван Михайлович прислал к нему на помощь по договору своих братьев и бояр с сильными полками. После этого Москва еще менее имела влияние на тверские дела и ежели когда недовольные великим князем тверские удельные князья укрывались на время в Москве, то Московский князь уже за них не вступался и недовольные обыкновенно отправлялись за судок в Орду к хану; так, например, в 1412 году кашинский князь Василий Михайлович бежал в Москву, но, не найдя там защиты, должен был ехать в Орду к тогдашнему хану Зелени Салтану.

 

Относительно Рязани, при великом князе Василии Дмитриевиче Москва почти не имела никакого влияния на тамошние дела. До 1402 года великим князем Рязанским был Олег Иванович, который еще с Дмитрием Ивановичем Донским заключил мирный договор и отношения между Московским и Рязанским князьями, определенные сим договором, оставались неизменными до конца жизни князя Олега Ивановича: ни Рязанский князь не вмешивался в дела московские, ни Московский князь в рязанские. По смерти Олега Ивановича великим князем Рязанским стал сыа его, Федор Ольгович, который на первом же году заключил мирный договор с великим князем Василием Дмитриевичем. Этот договор дошел До нас, в нем определяются прежние границы между Москвой и Рязанью и Московский князь обязывается не вступаться нЯ в землю Рязанскую, ни в князей рязанских, а Рязанский князь обещается жить в мире с союзниками Московского князя — князем Пронским и князьями Тарусскими.

 

Этот договор с московской и рязанской сторон соблюдался искренно и не только Московский князь не нападал на Рязанского, но даже когда Прон-ский князь в 1408 году прогнал Рязанского князя, то Московский князь принял сторону Рязанского и помог ему примириться с Пронским князем и возвратиться в Рнзлнь, так что за Рязанского князя стаяли московские полки.

 

Но кроме Тверского и Рязанского княжеств, пользовавшихся самостоятельностью и с которыми Москва была в мирных отношениях, все остальные княжества восточной Руси при Василии Дмитриевиче был» подчинены Москве и управлялись или московскими наместниками, или удельными князьями из московского дома. Мало этого, Москва в это время считала себя предстаЕмтельницей всей восточной Руси и была таковой на самом деле; она уже простирала свои виды на далекие окраины Русской земли и считала своей обязанностью охранять их интересы сколько могла. Так, с 1400 года Василий Дмитриевич взял под свою защиту Псков, теснимый и ливонскими немцами и литовским: князем Ви-товтом; он в продолжение всей своей остальной жизяи был опорой псковской независимости, беспрекословно исполнял вое просьбы псковского веча: присылал во Псков князей, каких только хотели псковичи, снабжал их значительной дружиной, даже два раза присылал по просьбе веча своего меньше го брата, Константина Дмитриевича, а в 1407 году за псковские обиды разорвал мир со своим тестем, Витовтом Литовским; и потом, когда в 1409 году помирился с ним, то в свою мирную докончаль-ную грамоту включил и Псков; впоследствии, когда в 1241 году Витовт объявил свой гнев Пскову, Московский князь три раза отправлял своих, послов к Витовту ходатайствовать об отложении гнева. Что же касается до ливонских немцев, то Псков мог бороться с ними решительно только при помощи Москвы. Но что всего важнее — московское правительство во все это время ничем не пользовалось от Пскова и даже решительно не вмешивалось во внутренние дела псковичей и в их отношения к своим князьям, присылаемым из Москвы. Такое бескорыстное покровительство отдаленному от московских границ Пскову служит лучшим свидетельством, что московское правительство при Василии Дмитриевиче, еще не владея многими землями на Руси и даже не предъявляя на них своего притязания, считало себя обязанным защищать сии земли от иноплеменников, только потому, что они были русские земли. Значит, в Москве было уже какое-то, пока еще неясное, сознание, что рано или поздно вся Русская земля будет принадлежать московскому государю, а посему и должно ее защищать по мере сил.

 

В отношениях к Смоленскому княжеству и вообще ко всем княжествам, лежавшим на западе и юго-западе от московской границы, также заметно постоянное стремление Москвы быть защитницей и покровительницей сих княжеств против Литвы, хотя здесь относительно бескорыстия еще можно сомневаться, ибо, поддерживая соседние княжества, здесь Москва загораживала собственные свои границы от литовских нападений. Все русские княжества, лежавшие на западе и юго-западе от московских границ, смотрели на Москву как на свою защитницу от литовских притязаний и при первой возможности сами тянули к Москве; тамошние князья добровольно признавали над собой и своими владениями власть Московского великого князя, а нередко лично поступали в московскую службу. Так, в 1404 году князь Юрий Святославич Смоленский, теснимый литовским князем Витовтом, пришел в Москву и бил челом великому князю Василию Дмитриевичу, отдаваясь ему со всем своим княжением и говоря так: Княже великий! ниши себе Смоленск, что отчина твоя, ая тебе служу, а не продай меня поганому Витовту», Или в 1408 году пришли служить Московскому князю из Литвы: Свидригайло Ольгердо-вич Брянский, да с ним же князь Патрикий Звенигородский, князь Александре Звенигородский, из Путивля князь Федор Александрович, князь Семен Иеремышльский и князь Михаиле Хотетовский, всего семь князей, да бояре черниговские, стародубские, любечекие, ярославские и брянские; великий князь Московский отдал им Владимир, Переяславль и ещечетыре города. Московский великий князь и бояре московские внимательно следили за тем, что делалось в Литве, и при всяком удобном случае старались сдерживать властолюбие Витовта Литовского, поэтому несколько раз была предпринимаема война с Литвой, несмотря на близкое родство Литовского киязя с Московским. Так, в 1407 году Московский князь заключил союз с Тверским и даже выпросил себе татарскую рать у хана Шадибека и двинулся на границы Литовские, но встреченный Витовтом с сильными полками ляхов и жмуди, не вступая в битву, пошел ни переговоры; после нескольких дней переговоров противники заключили перемирие и разошлись.

 

Потом в 1409 году Московский князь снова собрал рать и пошел к границам литовским и опять встретил Витовта с большой ратью на литовском берегу Угры, и опять, не переходя Угры, оба противника вступили в переговоры и, заключив мир, разошлись. Этот поход Московского князя, очевидно, был предпринят в надежде присоединить к Москве уделы тех князей, которые в 1408 году оставили свои уделы и поступили в службу Московского князя. Конечно, московское правительство надеялось найти в этих уделах сильных сторонников бежавших князей, но» вероятно, надежды не оправдались, а потому Московский князь не решился вступить в битву с Витовтом и поспешил заключить мир. До нас не дошла договорная грамота этого мира, но, должно быть, условиями этой грамоты было положено, что в случае нападения татар Витовт и Василий Дмитриевич обязаны были помогать Друг другу, ибо в 1424 году, при нападении татарского хама на Одоеи, Витовт послал сказать Московскому князю, чтобы прислал помощь против хана; когда же местные литовские полки разбили и прогнали хана и между пленниками взяли двух его жен, то одна была отправлена в Литву, а другая — в Москву, хотя московское войско не поспело к участию в битве. Вообще в отношении к Литве московское правительство соблюдало крайнюю осторожность и постоянно старалось сдерживать напор Литовского князя, могущественного и хитрого Витовта, который постоянно стремился завладеть той или другой областью восточной Руси, соседней с его владениями, и постоянно встречал со стороны Москвы такое препятствие, что был вынужден оставить свое предприятие. Единственное его удачное предприятие, занятие Смоленска, не могло бы исполниться, ежели бы Смоленский князь пораньше обратился к покровительству Московского князя; но он надеялся справиться с Витовтом при помощи Рязанского князя и обратился к Москве слишком поздно, когда Смоленск был уже в руках Витовта.

 

Отношения Московского великого княжества к татарской Орде при Василии Дмитриевиче далеко не походили на прежние отношения. Мы уже видели, что Василий Дмитриевич не только без просьбы был посажен ханским послом на Владимирское великое княжество, но получил от хана Тохтамыша ярлык и на великое княжество Суздальское и Нижегородское, и вообще постоянно находился в самых благоприятных отношениях к Тохтамышу. Но по смерти Тохтамыша Московский князь, пользуясь замешательствами в Орде, вовсе уже не уважал татарских ханов, не ездил в Орду и не платил дани, хотя послы того или другого хана еще иногда приезжали в Москву, но вместо дани получали только дары.

 

Ханы Тимур, Кутлук и Шадибек звали несколько раз в Орду Василия Дмитриевича, но он не только не думал сам ездить, но и не посылал значительных послов, а напротив, при помощи своих агентов и московских приятелей из татар, старался поддерживать в Орде междоусобия, давая у себя убежища тем или другим знаменитым ордынским беглецам. Лучше всего определяет отношения Московского князя к Орде послание знаменитого татарского князя Едигея к великому князю Василию Дмитриевичу; в этом послании Едигей пишет: Ты у себя укрываешь Тохтамышевых сыновей; послы царевы и гости из Орды к вам приезжают, и вы послов и гостей на смех подымаете и чините им обиды и истому великую; сел на царство хан Темир-Кутлук, а ты у него и не побывал и в очи не видал, и не посылал к нему ни князей, ни старейших бояр, ни с которым словом. Потом Шадибек царствовал восемь лет, а ты у него не бывал и ни кого не посылал ни с которым словом. А ныне царь Вулат-Салтан сел на царстве уже третий год, а ты ни сам не бывал, ни брата, ни сына, ни старейшего боярина не присылы-вал».

 

Наконец, в 1409 году князь Едигей собрал многочисленное татарское войско, нечаянно напал на Московские владения, осадил саму Москву и начал делать страшные опустошения по соседним городам, рассылая приказания к Василию Дмитриевичу, ушедшему в Кострому, чтобы шел к нему в стан и к тверскому великому князю Ивану Михайловичу, чтобы вел свое войско на разорение Москвы, но, не встретив послушания ни от того, ни от другого князя, а между тем получив из Орды весь о происшедшем там возмущении, Едигей вынужден был оставить московские приделы, не успев даже побывать в Москве и взяв с нее только выкуп в три тысячи рублей. Таким образом, Москва, приготовившаяся под начальством князя Владимира Андреевича к упорной обороне, без битвы освободилась от полчищ Едигеевых. Набег Едигея хотя не принес ему никакой существенной пользы, ибо возмущение, происшедшее в Орде, кончилось поражением хана Булат-Салтана и изгнанием самого Едигея, тем не менее Московский князь нашел нужным сам ехать в Орду к новому хану; был принят ласково, утвержден на владимирском престоле, но обязался платить дань в Орду и действительно, кажется, платил ее остальные десять лет своей жизни, но, конечно, неисправна, ибо в Орде тогда были сильные междоусобия и ханы свергали один другого, и вообще Орда год от году делалась менее страшной для Москвы. Московские полки в княжение Василия Дмитриевича уже не раз нападали на соседние татарские области и воевали там с успехом; так в 1399 году московские полки взяли Болгары, Казань и другие тамошние города и воевали там три месяца. В княжение Василия Дмитриевича татарские князья и знаменитые мурзы уже стали поступать в московскую службу.

 

Но Москва, почти везде успешно действовавшая в отношении к соседям ближним и дальним и вообще стоявшая довольно высоко в своих внешних отношениях, в княжение Василия Дмитриевича начала подвергаться внутренним ссорам между своими же князьями, меньшими братьями великого князя. Мы уже видели на первом же году княжения Василия Дмитриевича ссору его с Владимиром Андреевичем Серпуховским и видели из договорной грамоты, что ссора эта произошла из неуважения великого князя к правам князя удельного и что московские бояре вовсе не признавали княжеских прав за удельным князем, считали его чуть не равным себе. Этот характер отношений московских бояр к удельным князьям был одной из главных причин ссор удельных князей с великими князьями. Сложившийся строй московской жизни еще допускал деление владений княжеского дома на уделы, но только как старину и отнюдь не думал поддерживать и распространять. В Москве на удельных князей всегда смотрели неуважительно и бояре, служащие удельным князьям, считались ниже московских бояр и сама служба в уделе не засчитывалась в московскую службу.

 

Москва всегда тянула к единодержавию; московские бояре выше Москвы ничего не признавали и постоянно стремились к тому, чтобы все немосковское действительно было .ниже московского; а отсюда, естественно, вытекало отрицание уделов и старание унижать удельных князей, так сказать, держать их в черном теле перед великим князем Московским. Необходимым следствием такого положения было то, что удельные князья московского дома постоянно были в тревоге относительно ограждения своих княжеских прав, и при первой попытке на стеснение сих прав или вооружались, ежели могли, или, подобно Владимиру Андреевичу, искали защиты у соседей, московское же правительство, чтобы не допускать вмешательства соседей в чисто московские внутренние дела, обыкновенно спешило так или иначе поладить с обидевшимся удельным князем — великий князь вступал с ним в договор, прибавлял ему какую-нибудь область и грамотой утверждал неприкосновенность прав удельного князя, обязывая его в то же время жить заодно и признавать старейшинство и известную степень власти великого князя. В летописях мы встречаем только два известия о ссорах московских удельных князей с великим князем Василием Дмитриевичем; первое уже известное нам о ссоре Владимира Андреевича в 1388 году, а второе — о ссоре родного брата великого князя, Константина Дмитриевича, бывшей в 1419 году.

 

Причина этой ссоры состояла в том, что великий князь хотел насильно подписать своего меньшего брата, Константина, под своего четырехлетнего сына, Василия. Константин этому воспротивился и, будучи лишен за это своего удела, ушел в Новгород и прожил там два года, владея новгородскими пригородами, данными ему по воле новгородского веча; потом в 1421 году опять возвратился в Москву, вероятно получив обратно отобранный у него удел и примирившись на каких-либо условиях с великим князем. Но по договорным грамотам Василия Дмитриевича с московскими удельными князьями, дошедшим до нас, мы имеем еще несколько указаний о ссорах московских удельных князей с великим князем за время княжения Василия Дмитриевича: так, в 1390 году была заключена договорная грамота великого князя со своим братом Юрием Дмитриевичем, в которой определяются отношения этого удельного князя к великому князю и по которой великий князь обещается не обижать удельного князя. Потом от 1405 года мы имеем договорную грамоту великого князя со своими меньшими братьями — Андреем и Петром Дмитриевичами, вкоторой удельные князья обязывают великого князя взаимной клятвой между прочим блюсти под ними уделы в тех границах, в которых им оставил покойный отец, а не обижать их. От того же 1405 года мы имеем еще вторую договорную грамоту между великим князем и князем Владимиром Андреевичем, в которой великий князь дает ему вместо Волока — Городец, а вместо Рже-вы — У глече поле, и к тому еще жалует его и его детей Козельском, Гоголем и Алексиным. Все сии грамоты, дошедшие до нас, ясно говорят, что неудовольствия между великим князем и московскими удельными князьями продолжались во все княжение Василия Дмитриевича, хотя летописи и не упоминают о них, может быть потому, что неудовольствия сии скоро прекращались и при дружной и согласной деятельности великого князя и московских бояр не имели важных последствий. Но со смертью великого князя Василия Дмитриевича отношения удельных московских князей к великому князю выступают на первый план и обращаются в продолжительное междоусобие, по своей жестокости превзошедшее все прежние усобицы русских князей.

 

В 1425 году скончался великий князь Василий Дмитриевич, оставив после себя наследником единственного своего сына, десятилетнего князя Василия Васильевича. Великий князь Василий Дмитриевич перед смертью своей хорошо видел, что его малолетнему сыну не будет покоя от дядей и двоюродных братьев, а потому в завещании своем нал исал главным попечителем и защитником его своего тестя великого князя Литовского Витовта. В этом же завещании он явно выделил своего старшего брата Юрия Дмитриевича, упомянув только о меньших своих братьях, князьях Андрее, Петре и Константине Дмитриевичах и о сыновьях уже умершего князя Владимира Андреевича, обязавшихся повиноваться малолетнему великому князю Василию Васильевичу по особому доконча-нию, или по договорной грамоте, до нас не дошедшей. Значит, князь Юрий Дмитриевич еще при жизни Василия Дмитриевича открыто не признавал права племянника на великокняжеский престол и завещание было написано по договору только с меньшими братьями Василия Дмитриевича и с двоюродными братьями, сыновьями князя Владимира Андреевича, а для большего утверждения укреплено благословением митрополита и свидетельством шести старейших бояр московских.

 

 

К содержанию: Профессор Беляев. Курс лекций по истории русского законодательства

 

Смотрите также:

 

История российского права  ЗАКОНЫ. История русского права   ИСТОРИЯ РОССИИ   Особенности русской правды