ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРАВА. ОТ ИЗДАНИЯ СУДЕБНИКОВ ДО ИЗДАНИЯ УЛОЖЕНИЯ 1497-1649

ИСТОРИЯ МОСКВЫ. Ростовско-Суздальский край

Суздальско-Ростовский край, где в XII столетии была построена Москва, занимал собой угол, образуемый впадением Оки в Волгу.

Этот край, лежащий ни водных путях сообщения с востоком — с Болгарией и Козарией, а через них — с Азией, еще в доисторической древности был знаком предприимчивым новгородцам; история застает в эгом краю богатые новгородские колонии — Ростов и Суздаль, через которые шла новгородская торговля с Азией. Ростовско-Суздальские колонии были устроены частными людьми, новгородскими боярами, л составляли их волости, или но нынешнему — вотчины, которыми они владели самовластно от имени Новгорода, признавая над собой верховную власть новгородского веча, которое посылало от себя главных начальников края — посадников в главные города здешних колоний — в Ростов и Суздаль, куда доставлялась и дань, следующая в Новгород.

Колонии эти, не составляющие собственно новгородской земли, а считавшиеся волостями новгородскими, в древнее время были в таком же отношении к Новгороду и в таком же положении, как впоследствии За во лочье и Двинская земля; в них собственно хозяевами и новыми распорядителями были тамошние земские бояре, богатые новгородские колонисты. Все тамошнее население, как туземное, так и пришлое из Новгорода, зависело от земских бояр. Земские бояре не только были неограниченными владыками в своих владениях; т. е. селах и слободах, но и в городах имели большую власть, так что управление всем краем было в их руках. И хотя по исконному новгородскому порядку по городам были свои веча, на которых участвовали все граждане, но, также по новгородскому порядку, веча эти состояли под руководством бояр или больших людей.

Когда новгородцы в 862 г. пригласили к себе варяго-русских князей: Рюрика, Синеуса и Трувора, то между прочими владениями уступили им и ростовско-Суздальский край в непосредственное владение. Князья стали строить ТЙМ города и посылать туда своих мужей, как прямо сказано в летописи: «и раздал Рюрик мужам своим грады: овому Ростов, другому Белоозepo, а повеле грады рубити, т. е. вновь строить города. Но передача Ростовско-Суздальского края князьям не много изменила положение этого края и строй тамошней общественной жизни: земские бояре этого края были настолько могущественны, что князья с первого раза не нашли для себя возможным приступить к радикальным переменам и ограничились только построением нескольких городов, оставляя край в том же положении в отношении к своей власти, в каком он был в прежнее время в отношении к Новгороду.

Даже преемник Рюрика, Олег, недовольный своим положением в Новгороде, не решился удалиться в Ростовско-Суздальский край, вероятно не находя возможным вступить в борьбу с тамошними земскими боярами, родными братьями новгородцев, пошел на юг и, спустившись вниз по Днепру, утвердился а Киеве, а оттуда начал подчинять себе различные славянские племена по обоим берегам Днепра и его притокам. Удаление Олега на юг еще более обеспечило свободу и самовластие новгородских бояр-колонистов в Ростовско-Суздаль-ском краю. Олег и его преемники, занятые многими делами на юге в Приднепровье, не имели ни средств, ни времени к переустройству Ростовско-Суздальского края; они довольствовались только почти номинальной покорностью тамошних хозяев, земских бояр, и исправным доставлением условленной дани. Так было до Юрия Владимировича Долгорукого. Во все это время, продолжавшееся с лишком двести шестьдесят лет, земские бояре были полными хозяевами Ростовско-Суздальского края; тамошние жители, как туземцы, так и пришельцы, находились в полкой от них зависимости; во все это время ни один русский князь не жил здесь, даже ниоткуда не видно, чтобы по смерти Рюрика здесь сидели княжеские наместники или посадники, а напротив, мы имеем прямые известия, что сюда только временно присылались княжеские даныцики с небольшими отрядами дружины, которые обыкновенно, собрав дань и учинив СУД к управу людям, удалялись к своим князьям.

Хотя по смерти Ярослава Великого Ростовско-Суздальский край был причислен к приднепровскому Переяславскому уделу и достался третьему Ярославову сыну, Всеволоду, но от этого причисления к уделу здешние дела нисколько не изменились; здешний край был слишком удален От Русского Переяславля и отделялся владениями Черниговскими, Рязанскими и Муромскими, принадлежащими к уделу второго Ярославова сына, Святослава; да и земля вятичей, лежавшая на дороге, была еще не совсем покорена. V Всеволода и его знаменитого сына, Владимира Мономаха, было столько дел в Приднепровье, где они хлопотали о том, чтобы окончательно утвердить за собой и своим потомством Киев, что вовсе не оставалось ни времени, ни средств обратить надлежащее внимание на Ростовско-Суздальский край.

Правда, есть не совсем вероятное предположение, что Мономах построил там город Владимир на Клязьме и, как кажется, из Смоленска заезжал сюда, а также мы имеем прямые известия, что Мономахов сын, Мстислав, во время войны с Олегом Святославичем приходил аз Новгорода в Суздальскую землю и разбил Олега под Суздалем на Кулачце, причем ростовско-суздальские бояре усердно помогали ему; но, но изгнании Олега из Суздальской земли, Мстислав немедленно удалился в свой Новгород; он приходил сюда, собственно, только выгнать Олега, захватившего было Суздаль и Ростов, а отнюдь не для управления краем, который уже вовсе не принадлежал к Новгороду, князем которого он в то время был.

Посему, несмотря на причисление здешнего края к Переяславскому уделу, край этот продолжал оставаться при прежнем устройстве и находился совершенно в руках здешних земских бояр, богатых и сильных землевладельцев, которые, кажется, даже не ездили к своим далеко живущим князьям и знали о них только потому, что платили дань присылаемым от них даныцикам. Здесь даже в городах не было княжеских дружин и наместников, а все зависело от здешних же земских бояр, которые и управляли краем и защищали его от неприятелей. Лучшим свидетельством сказанного служит упомянутый выше поход Олега Святославича, который по разбитии Изяслава Владимировича в Муроме, вступив в Ростовско-Суздальскую землю, не встретил там никаких княжеских полков и без сопротивления занял Суздаль и Ростов, ибо ростовские и суздальские бояре не считали нужным сопротивляться Олегу, полагая, что для них все равно — признавать ли власть Олега Святославича или Владимира Всеволодовича.

Но поход Олега Святославича в Ростовско-Суздальскую землю открыл глаза Владимиру Мономаху; он увидел, что этот край нельзя оставлять на прежнем положении, что его должно перестроить и поставить в иные, более надежные отношения к княжеской власти, что здешние земские бояре хотя и исправные плательщики дани и подданные, по-видимому, мирные и покорные, но ненадежные и вовсе не охотники защищать права своего прирожденного князя, а напротив, готовы признать власть любого соседа, лишь бы он не слишком тревожил их. Владимир Мономах, как только поуправился с делами в Приднепровье, не замедлил отправить в Ростовско-Суздвльскую землю своего младшего сына Юрия Владимировича Долгорукого, назначив ему в удел Ростов и Суздаль и дав ему достаточную дружину и надежных советников. Юрий Долгорукий, прибыв в здешний край, вероятно, по указанию родителя или старшего своего брата Мстислава Владимировича, начал с того, что стал строить новые города и населять их охотниками, как из туземцев, так и из приглашаемых со всех сторон переселенцев, и прежде всего недалеко от Суздаля на реке Клязьме построил город Владимир, вероятно во имя своего отца Владимира Мономаха, и чтобы меньше сталкиваться с неуступчивыми боярами здешних старых городов Ростова и Суздаля, поселился в вовопостроенном городе, сделав его столицей своего княжества. Затем он построил Юрьев Польский в свое имя, Ярославль на Волге, Кострому, Переяславль Залесский, Дмитров и многие другие города, пользуясь для этого всяким случаем и предлогом; так, например, Дмитров на берегах Яхромы он построил потом/, что во время путешествия по здешнему краю у него здесь родился сын Дмитрий-Всеволод. По всем этим городам он сажал своих слуг правителями и судьями в звании наместников, посадников и тиунов, а сам каждогодно по осени разъезжал со своим семейством и приближенной дружиной чинить суд и управу но волостям, строга соблюдая старый княжеский обычай полюдья.

Гордые земские бояре старых городов Ростова и Суздаля сперва, вероятно, не обращали внимания на построение княэсм новых городов в крае, в котором население было редко и немноголюдно; они даже были довольны, что князь оставляет их спокойно управлять старыми городами и не стесняет их своим присутствием в этих городах.. По старой укорененной веками привычке они и не думали выслуживаться перед князем и искать службы при его дворе, предоставляя это людям незнатным и несильным. Но вскоре новые княжеские города показали себя старым земским боярам; наместники и княжеские слуги, управлявшие городами и селами княжескими, повели дело по-своему; они стали высоко и грозно держать княжеское имя и при всяком столкновении с земскими боярами стеснять их самовластие, так что при Юрии же Долгоруком у земских бояр здешнего края сложилась пословица: «не имей себе двора бляз княжаго двора, не держй села близ княжа села; тиун бо его яко огнь трепетицею накладен, а рядовичи его яко искры; аще от огня устреже-шися, но от искры не можешь устеречься, чтобы не зажечь платья», как об этом прямо свидетельствует современник Долгорукого, бывший у него в службе боярин Даниил, сосланный им в заточение на Лаче озеро.

 И действительно, не совсем-то было удобно здешним земским боярам, привыкшим к своеволию, жить поблизости от князя или его слуг, управлявших княжескими городами и селами, ибо, с одной стороны, в таком случае им мудрено было делать обычные наезды на слабых соседей, которые всегда находили защиту у князя и у княжеских слуг, да ir княжеские слуги сами не упускали случая захватить там и сям из боярских необмежеван-аых поземельных владений; а с другой стороны — земские бояре, живущие в соседстве с княжескими слугами, даже в своих имениях не могли пользоваться такой свободой, какой пользовались в былое время и вдали от княжеских слуг, ибо обиженные боярином вольные люди, живущие на его землях, легко могли найти защиту у княжеских слуг, управлявших соседними княжескими землями, а княжеские слуги, презираемые богатыми и гордыми земскими боярами, всегда были рады вмешаться в их дела именем князя. Все это ставило земских бояр в такое положение, что они старались не встречаться с князем и жить в имениях, более удаленных от княжеских земель, где-нибудь в лестной глуши.

Но Юрий Долгорукий, решившись во что бы то ни стало перестроить здешний край и сделаться здешним князем не по имени только, но и на самом деле, кажется, сам искал встреч с здешними земскими боярами и, разъезжая каждогодно в полюдье, нарочно отыскивал те глухие места, где бесконтрольно хозяйничали земские бояре. В одну из таких поездок Юрий Владимирович, по свидетельству предания, как мы уже видели, наткнулся на строптивую встречу боярина Степана Ивановича Кучки, владевшего огромными имениями по берегам Москвы-реки; разгневанный такой встречей князь приказам казнить боярина Кучку, а в его владениях построить город Москву, детей же Кучки отдал своему старшему сыну Андрею во двор, или по-дренсяему — в число дружинников. Князю Юрию Владимировичу тем удобнее было справляться с земскими боярами Ростовско-Суздальского края, что он при жизни отца и старшего брата Мстислава, почти в продолжение тридцати лет, не был обеспокоен никакими делами на стороне и не принимал никакого участия в далеких приднепровских междоусобиях. Владимир Мономах и Мстислав Великий все это время не тревожили Юрия, как бы возложив на него одну важную обязанность — устроить Ростовско-Суздальский край, уничтожить в нем старые новгородские порядки боярского самовластия, несогласные с княжеской властью.

В летописях мы не встречаем ни одного известия, чтобы Юрий вызывался отцом или братом в Киев, чтобы ему давались какие-либо поручения в Приднепровье, так что летописцы за все это время как бы забыли о первом Ростовско-Суздальском князе и только один раз упомянули о нем под 1107 годом, по случаю женитьбы его на дочери половецкого хана Аэны. Может быть, Юрий в продолжение этого времени бывал несколько раз в Киеве у отца или брата, но только за советом или за помощью в своем суздальском деле. И недаром так долго не отвлекали Юрия ни отец, ни брат от занятий в Ростовско-Суздальском крае; Юрий, при своей неусыпной деятельности и при свободе от посторонних занятий, достиг того, что ко времени кончины Мстислава Великого новые порядки, вводимые им в Суздальском крае, принесли уже обильные плоды: тамошние зенские бояре или пали, подобно московскому Кучке, или согласились принять княжескую службу, а меньшие люди, находя для себя постоянную защиту в новых порядках от притеснений со стороны больших людей, сделались самыми преданными княжескими слугами, готовыми на всякие пожертвования, только бы поддержать князя, так что, при начавшихся по смерти Мстислава междоусобиях в Приднепровье, Юрий явился туда уже с голосом сильного князя и, кроме того, уже успел составить себе сильную партию в Новгороде, известную под именем суздальщикцев, стоявших постоянно во всех новгородских спорах на стороне Юрия, который таким образом в продолжение всей своей жизни был уже грозным соседом Новгорода. По всей вероятности, князь Юрий Владимирович в продолжение своей жизни окончательно бн устроил свои дела в Суздальском крае и вывел бы из него старые порядки земских бояр, но, вступив в десятилетнюю войну со своим племянником Изяславом Мстиславичем из-за Киева, он волей-неволей как бы сквозь пальцы смотрел на то, что происходило в здешнем крае, и скончался в Киеве в 1157 году, не закончив своего ростовско-суз-дальского дела.

Пользуясь продолжительной киевской войной, поглощавшей все внимание Юрия, ростовско-суздальские земские бояре оиять подняли голову и с большим успехом стали защищать свои старые порядки и предъявлять прежние права на управление здешним краем. Они еще при жизни Юрия вызвали к себе из Приднепровья его старшего сына Андрея и, в противность распоряжения Юрия отдать Ростовско-Суздальскиё край в удел младшим сыновьям, объявили Андрея своим князем по выбору, а не по распоряжению отца. Что вызов Андрея из Приднепровья и объявление его князем Ростовско-Суздальским по выбору было делом здешних бояр, на это мы имеем прямое свидетельство летописи, в которой сказано: в лето 1155 пришел из Киева в град Владимир князь Великий, Андреи Юрьевич, без отча повеления, его же лестию подъята Кучкавчи ».

Летопись пря мо указывает на Кучковичей, прежних владельцев московской местности; значит, та же партия здешних земских бояр, которая под пред вод игельс твом Степана Ивановича Кучки открыто противилась Юрию в«го молодости, теперь перед концом его жизни снова подняла свою голову под руководством детей Кучки, бывших яа службе у Андрея и пользовавшихся его полным доверием. Чтобы удобнее достигнуть своей цели — поддержания старого, выгодного для земских бояр порядка, бояре избрали своим орудием воспитанного и родившегося в Суздальской земле Юрьева сына, знаменитого Андрея. Андрей, сделавшись князем Ростовско-Суздальским, первые десять лет своего княжения употребил на устройство своих владений и не принимал никакого участия в делах других княжеств, что, конечно, нравилось здешним земским боярам, не любившим княжеских походов в Приднепровье.

 Но внутренние порядки, вводимые Андреем и бывшие продолжением Юрьевых порядков, конечно, не могли нравиться здешним боярам; они думали видеть в нем свое орудие и защитника старых порядков, а он оказался самым усердным продолжателем нововведений Юрия и таким продолжателем, который решился довести дело до конца и так великолепно устроил свою столицу, молодой Владимир, что окончательно затмил славу старых городов — Ростова и Суздаля, так что этот недавний, еще ничтожный пригород, населенный первоначально каменщиками и плотниками, сделался господином всего края; жизнь потянула к Владимиру, а не К Ростову и Суздалю. Андрей Юрьевич, наученный опытом отца, испортившего свое дело в Суздале продолжительной войной за Киев, решился ни для чего не оставлять здешнего края и постоянно собственными глазами надзирать за утверждением и развитием новых порядков я за уничтожением старых, боярских. Видя, как жестока обманулись в Андрее, не находя никаких средств явно ему противиться и не исполнять его повелений, бояре решились на последнее средство — убить князя Андрея изменнически. И здесь, по свидетельству летописей, зачинщиками и руководителями заговора опять являются старые вотчинники Москвы, Кучковичи, которые со своими товарищами в ночь на Петров день 1175 года убивают Андрея при помощи его ключника, ворвавшись в его спальню.

Таким образом, Москва в продолжение княжений Юрия и Андрея почти не имеет никакого значения как княжеский город к только служит земским боярам живым свидетельством потери их прежнего могущества, и в этом отношении, как разоренное гнездо старого боярства, постоянно колет глаза земским боярам, не сумевшим отстоятьсвои прежние права, принужденным поступить в княжескую службу, и подстрекает их к противоборству княжеской власти, а Кучковичи, прежние вотчинники Москвы, постоянно являются во главе княжеских противников или, по крайней мере, выставляются впереди, загораживая собак других.

По убиении Андрея в Суздальской земле начался мятеж, продолжавшийся неделю, причем по всей волости были избиты и ограблены посадники, тиуны и другие княжеские слуги. Наконец большие люди из Ростова, Суздаля и Переяславля съехались во Владимир на общую земскую думу и решили пригласить в князья племянников Андреевых — Мстислава и Ярополка Ростиславичей, мимо младших сыновей Юрия — Михаила и Всеволода Юрьевичей. Вначале Михаил Юрьевич успел было захватить Владимир, но ростовцы и все старшие земские бояре двинулись полками к Владимиру и осадили город и, после семинедельной осады, принудили Михаила удалиться в Приднепровье, а во Владимире посадили младшего Ростиславича — Ярополка, а старшего — Мстислава повезли в старший город Ростов. Торжествуя свою победу, земские бояре отдали Владимир Ярополку и его дружине на разграбление, имея в виду руками же князей разорить княжеский город. Владимирцы, не стерпя княжеских грабежей, сперва обратились с жалобой к ростовцам, но, не получив от них защиты, пригласили из Чернигова Михаила и Всеволода Юрьевичей. Ростовцы и суздальцы, услыхав о походе Юрьевичей, выступили под предводительством своего князя Мстислава загородить им дорогу, но были разбиты Михаилом не доходя пяти верст до Владимира; Ростиславичи бежали, а ростовцы и суздальцы и старшие земские бояре, видя свою неудачу, волей-неволей признали Михаила своим князем.

Таким образом, надежда земских бояр — посредством убийства Андрея возвратить свои прежние порядки, не оправдалась, но тем не менее они еще не думали отказываться от своих притязаний, так что Михаил Юрьевич, несмотря на свою победу, не мог отговориться от заключения особых условий с ростовцами и суздальцами и должен был утвердить эти условия целованием креста. Смерть Михаила, последовавшая ка другой год, показалась боярам самым удобным случаем восстановить свои прежние права насчет княжеской власти, и они опять вызвали в Ростов Мстислава Ростисяавича и повели его на Владимир, где уже утвердился по согласию граждан брат Михаила, Всеволод Юрьевич. Здесь они хотели одним разом покончить с последним Юрьевичем и собрались большим полком, состоявшим из лучших и богатейших людей, и так надеялись на успех, что когда Всеволод, выйдя к ним навстречу к Суздалю, предлагал Мстиславу мир, требуя только, чтобы он не тревожил его во Владимире, то ростовцы и бояре наотрез сказали Мстиславу:  не мирись, а ежели ты дашь мир Всеволоду, то мы не дадим. Но битва, которой так желали бояре, кончилась не в их пользу: разбитый Мстислав бежал в Новгород, главнейшие же бояре — Добрыня Долгий и Иванко Степанович (не сын ли Степана Ивановича Кучки?) пали в битве, а прочие попали в плен к Всеволоду; села же их, кони и скот Всеволод взял частью себе, а частью поделился со своими дружинниками — владимирцами и переяславцами.

 Таким образом, одной битвой закончилась вся затея гордых бояр, и они настолько были ослаблены этой битвой, что в продолжение всего Всево-лодова княжения уже не подымали своего голоса, жили мирно и в послушании у князя. Впрочем, Всеволод Юрьевич, занятый делами в Рязани, Новгороде и Приднепровье, сам старался жить в согласии со своими земскими боярами и, довольный их усердной службой в веденных им многочисленных войнах, уважал многие старые боярские права и, таким образом, мирил требования княжеской власти с притязаниями боярства. В его время бояре уже больше не прятались по своим вотчинам, как было при Юрии, а напротив — искали княжеской службы. Богатому земскому боярину стало мудрено сыскать боевых слуг, чтобы составить полк, ибо псе хотели лучше служить, хотя бы в нужде и в малом чине, при княжеском дворе, чем в большом почете и богатстве у бояр, как об этом прямо пишет один современник к самому Всеволоду: княже мой, господи не, лучши мне видеть нога своя в лычницы в дому твоем, нежели в чер-лене сапозе в боярском дворе, луче бы ми тобе в дерюзе служигпи, нежели в богрянице в боярском дворе. Так не говорили бояре ни в Юрьево, ни в Андрееве время, когда за лучшее считали жить в лесной глуби в своих вотчинах, чем при княжеском дворе. Сами отношения и обращения бояр к Всеволоду далеко уже ке походили на обращения бояр к Юрию Долгорукому. Даниил Заточник в письме к Юрию прямо писал. Не держи двора близь княжа двора, не имей села близь княжа села», а современник Всеволода писал к князю: «Княже мой, господине, яви ми зрак и образ твой красен, млеку источают устне твои, посляния твоя, яко ран с плодом, руцытвои исполнены от злата фарсиска, ланите твои, яко сосуд аромат, гортань твой, яко кран капая миро милость твою, вид твой, яко ли-ван избран, очи твои, яко кладязь воды живы, чрево твое бысть, яко стог пшеничен, многи питая».

Тридцатишестилетнее княжение Всеволода Юрьевича, одного из могущественнейших князей того времени, имевшего большое влияние на дела всей тогдашней Русской земли, произвело величайший переворот в общественном строе Ростовско-Суздальского края. Всеволод Юрьевич, напоминавший своим характером деда своего, Владимира Мономаха, ловко умел воспользоваться всем тем, что услели сделать в здешнем кряк отец его Юрий и старший брат Андрей. С одной стороны, как мы уже видели, он с первого же раза, при первой встрече показал земским боярам, что еще строже отце и брата будет казнить тех, кто осмелится ему противиться; с другой же стороны Всеволод, будучи гораздо образованнее отца и брата и знакомый с политикой византийского двора, где прожил несколько лет, хорошо видел, что моисно достигнуть развития княжеской власти и не прибегая к излишней строгости против строптивых земсккх бояр, что умеренными уступками их можно не только примирить с княжеской властью, но и привлечь к себе и сделать усерднейшими слугами.

Принявши такой плен действий относительно здешних земских бояр, Всеволод действительно достиг того, что здешние земские бояре, довольные уступками могущественнейшего князя, сделались усерднейшими слугами Всеволода и его дома и сохранили сие усердие до позднейшего потомства. Всеволод оставив за здешними земскими боярами значительную долю их старых прав и допустив некоторые старые новгородские формы общественного строя, окончательна уничтожил неудовольствие бояр и слил их интересы с княжескими интересами, так что после Всеволода, при его потомках, здешние земские бояре нередко были единственными защитниками княжеской власти. В этом отношении больше всех отличились бояре московские. В Москве, в этом старом гнезде боярщины, потомки Всеволода особенно как-то умели слить интересы бояр со своими интересами, как мы это увидим впоследствии, тогда как в других княжествах здешнего края бояре не всегда были заодно с князьями.

По смерти Всеволода, во время междоусобия его сыновей: Константина Ростовского и Юрия Владимирского, земские бояре, особенно старейшие из них — ростовские, опять было подняли вопрос, но уже не о боярских старых правах, а о старшинстве Ростова, и втянули в это дело новгородцев и смольнян с их князьями. Но ростовский князь Константин, победив своего противника Юрия Владимирского, сам остался жить во Владимире и тем разрешил вопрос не в пользу Ростова. Потом, когда через четыре года Константин умер, предоставив владимирский престол своему прежнему противнику, брату Юрию, то ростовские владения по договору этих двух князей перешли к детям Константина и составили отдельное самостоятельное княжество. Таким образом и последние старые счеты старых ростовских бояр с новыми владимирскими кончились полюбовным разделом между князьями, одни же земские бояре без князей уже не могли вести своего дела, чем окончательно прекратилась борьба старых новгородских порядков в здешнем крае с новыми княжескими порядками. В это время Москва стала удельным княжеством и досталась сыну Юрия Всеволодовича, Владимиру; и таким образом старое боярское гнездо стало гнездом княжеским и здешние бояре одни из первых сделались слугами князей.

Подчинение России монгольскому игу не измелило устроенного в здешнем крае Всеволодом общественного порядка и бояре остались в прежнем отношении к князьям. Правду сказать, в первые годы монгольского ига здешние бояре думали сыскать себе поддержку в ханской власти; так есть известие, что боярин Федор Яруыович оклеветал перед ханом великого князя Ярослава Всеволодовича и Ярослав по этой клевете погиб в Орде. Но бояре скоро увидели, что в борьбе с князьями на помощь хана рассчитывать нельзя, ибо хан не думал разбирать отношений князя к боярам и на место одного князя назначал другого, не спрашиваясь — угоден ли он был боярам, так что и успешные происки против того или другого князя нисколько не помогали боярскому делу, а напротив, роняли его в глазах народа, не терпевшего монгольского вмешательства и считавшего бояр, заискивавших ханского покровительства, изменниками отечеству. Искательство бояр у хана тем более вредило боярскому делу, что князья никогда не искали ханской помощи против бояр и тем приобретали себе любовь народа, а посему бояре сами поспешили отказаться от искательств кри ханском дворе против своих князей. А между тем князья, не имея возможности княжить без ханского утверждения, без ханского ярлыка, самим ханским ярлыком могли ограждаться от всяких притязаний на стеснение их власти дома. Теперь мудрено было предлагать князю со стороны бояр ка кие-либо условия, когда у князя был уже в руках ханский ярлык. А посему ежели положение бояр еще не изменялось, то, конечно, оттого, что сами князья не находили нужным изменять общественный строй, введенный а здешнем крае Всеволодом. Сами князья находили в том собственную пользу, ибо земские бояре, видя бесполезность борьбы с князьями при помощи монгольского хана, были самыми усерднейшими слугами тех князей, которые старались не нарушать сложившегося порядка дел, не изменяли своих отношений к боярам.

Строже других князей по пути сохранения сложившегося при Всеволоде порядкадел шли князья Московские, Москва, это старое гнездо упорной боярщины, вырастила князей до того строгих в консерватизме, в сохранении сложившихся и признанных правил как княжеской власти, так больших и меньших людей, что ни в одном княжестве здешнего края не было такого согласия между князьями, боярами и народом, как в Москве, где за небольшими исключения ми не было недовольных, где все общественные дела шли по заведенному порядку, где не было скачков, где личности менялись, а ход дел постоянно следовал одному направлению, особенно в отношении к соседям. В Москве, например, малолетний, четырехлетний или семилетний князь вел дела точно так же, как и совершеннолетний и Даже как престарелый его отец, и соседи не могли надеяться, чтопосмерти одного князя, при малолетнем его преемнике, они одержат вежыыи перевес над Москвой, изменят направление московских дел; князья менялись, одни умирали, а другие заступали их место; характеры князей были далеко не одинаковы, а Москва оставалась неизменной.

Можно было нечаянным набегом захватить Москву, разорить, сжечь ее, взять московского князя в плен, ослепить его, но Москва, и сожженная, н разореннгя, и временно без князя, оставалась той же Москвой, с тем же постоянным направлением, с неотступным следованием вперед, и сожженная вскоре являлась грознее несожженной, и ослепленный князь оказывался проницательнее и более зрячим, чем зрячие, В Москветакловко сложился общественный строй, что по надобности одна сила заменяла другую к действовала на общую пользу; например, государь малолетний или государь в плену — за него и в его пользу действуют бояре; нет государя, а бояре свихнулись — выступают меньшие люди, народ со своими общинами, и действуют и в пользу государя, и в пользу бояр; или: народ и бояре в смятении, потеряли голову — поднимается государь, и все снова оживает, Москва — опять Москва неизменная, неотступная. Такой силой, такой живучестью Москва была обязана тому, что князья ее строго охраняли общественный порядок, устроенный Всеволодом. А московские князья явились такими потому, что они в Москве иными быть не могли: в Москве, княжеском городе, построенном в гнезде гордон и упорной земской боярщины, князь или должен был истребить всех земских бояр, или признать за ними известный определенный круг в делах общественных и строго охранять признанные права. Но московским князьям нельзя было и думать об истреблении или изгнании земских бояр из своего княжества, когда этого не смогли сделать самые энергичные и могущественные реформаторы здешнего края: Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбосий; следовательно, им оставалось одно — строго охранять порядок дел, сложившийся при Всеволоде Юрьевиче, т. е. соблюдать признанные за боярами права и строго наблюдать, чтобы бояре не выходили из очерченного для них историей крутя деятельности.