Русское общество при императрице Анне Иоанновне. Канцелярия Тайных Розыскных Дел. Отношения дворян между собой и к своим слугам

 

ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРАВА

 

 

Русское общество при императрице Анне Иоанновне. Канцелярия Тайных Розыскных Дел. Отношения дворян между собой и к своим слугам

  

Кончина Петра не прекратила порядков, заведенных а его время; разделение общества на две враждебные партии, придворные интриги, гнет администрации и централизации, разорительные налоги и разные поборы управляющих областями, разбои, грабежи и общая деморализация продолжались по-прежнему и при ближайших преемниках Петра.

 

Особенно в большом ходу было слово и дело со своими спутниками: застенками, пытками, казнями л ссылками в Сибирь, как это засвидетельствовано указом Анны Ивановны от 10 апреля 1730 года, где сказано: «Многие колодники и каторжные невольники, которые за тяжкие вины уже сосланы в работу, сказывают за собою наша слово и дело. Также и всяких чинов люди, которыя хотя и е колодники, такия же великия дела ложно затевают по злобе, желая кого привесть к напрасному истязанию, и невинных оговаривают ложно, от чего в правлении государственных дел чинится помешательство и остановка, а в даче под них провожатых и подвод и прогонов, казенный убыток»

 

Но и в царствование Анны Ивановны в этом отношении состояние русского общества не улучшилось, чему, конечно, много способствовали сами обстоятельства, сопровождавшие восшествие ее на престол, и подозрительный характер ее любимца, герцога Бирона. Вступление Анны Ивановны на престол представляет замечательное явление в нашей истории. Со смертью бездетного Петра II пресеклось мужское поколение царственного дома Романовых. Петр 2 умер, не оставив никакого завещания, а ясного закона о престолонаследии не было. Все обстоятельства требовали того, чтобы обратиться к обществу и спросить его решения. Вместо всего этого пять членов Верховного Совета, даже без согласия всех товарищей, самовольно решают судьбу государства, приглашают на престол герцогиню Курляндскую, по своим видам навязывают ей какую-то конституцию, ими одними составленную.

 

Разумеется, эта нелепая конституция через неделю же по приезде новой императрицы была разорвана в клочки, но И здесь не спросили общество, и все дело обошлось адресом 300 дворян и согласием гвардии офицеров, которых приласкала императрица. Впрочем, императрица Анна Ивановна первоначально думала обращаться к обществу и советоваться с ним в важнейших делах, как это показывает указ от 1 июня 1730 года, которым назначается, чтобы для сочинения нового уложения Сенат по своему рассмотрению выбрал депутатов от дворянства, духовенства и купечества (№ 5567). Но это в том же году указом Сената от 10 декабря было отменено, и даже высланные в Сенат по этому предмету депутаты от дворянства разных губерний были отосланы назад.

 

 А в 1731 году указом от 6 апреля была уже учреждена Канцелярия Тайных Розыскных Дел, под начальством генерал-адъютанта Ушакова с огромнейшими правами. Страшное слово и дело опять стало смущать не только Петербург и Москву, где никто, особенно из высших классов, не надеялся иа свою безопасность, и за один день, но распространилась и по другим даже мелким городам, ибо стоило только какому-нибудь пьяному негодяю крикнуть слово и дело и представить местному воеводе или другому командиру донос на кого бы то ни было, как несчастного тут же брали под арест и подвергали застеночным операциям.

 

 

В Москве в это время, как Я знаю по устным преданиям от стариков, дело доходило до того, что купцы в рядах бросали все дела, запирали лавки и старались спрятаться, как скоро увидят, что ведут языка, сказавшего слово и дело. Рядом со словом и делом росла и административная опека и доросла до того, что стоило только какому-нибудь пройдохе надеть какой-нибудь мундир и назвать себя посланцем от воеводы или от другого какого начального лица, чтобы брать разные доборы с крестьян и мелких помещиков по деревням, ибо начальников было в то время так много, что деревенскому жителю нельзя было и разобрать, кто г самом деле начальник и кто самозванец, а КАЖДЫЙ хорошо знал страшные последствия сопротивления начальству.

 

Вообще дела были устроены так ловко, что сверху все казалось стройным и порядочным, за всем присмотр, везде отчет; но обществу от этого не было легче, ибо каждый лишний надзиратель являлся лишь новым собирателем поборов Е СВОЮ пользу. По указам от 31 октября 1730          года и от 7 и 17 июня 1731 года, квартирующие на вечных квартирах по губерниям солдаты опять сделались опекунами городских и

сельских жителей; им был поручен и сбор податей, и соблюдение тиши

ны и порядка в обществе, и искоренение воров и разбойников; а воры н

разбойники все умножались, целые деревни и волости в иных местах

занимались этим промыслом и, по свидетельству указа от 7 июля

1731    года, шайки разбойников иногда бывали так велики, что для это

го приходилось собирать отряды войск из нескольких городов. Около

Москвы разбойников было так много и они имели такую дерзость, что в

1734 году стали уже посылать к московскому главнокомандующему

письма с требованием прислать к ним денег, грозя в противном случае

разными злодействами. А в 1736 году, по указу от 3 сентября, была уч

реждена под начальством подполковника Редькина для сыска воров я

разбойников особая военная команда (№ 7045). По свидетельству ука

за от 14 декабря 1737 года, грабежи сильно распространились даже в

самом Петербурге, так что правительство было вынуждено поставить

гвардейские пикеты по Невскому проспекту ii в других местах (№ 7458).

В разбоях принимали участие не одни крестьяне и беглые солдаты, ко

торых, надо сказать, по тягости службы было в то время очень много,

но и дворяне, но старой памяти, как это делали иные из них в конце

XVH столетия. Современник Анны и Елизаветы, артиллерии майор Да

нилов, в своих записках рассказывает, между прочим: «в 1739 году пой

ман был разбойник, князь Лихутьев, и в Москве на площади казнен,

голова его была поставлена на кол» (ст. 57).

 

Кроме грабежей, разбоев и страшного слова и дела, общество само по себе как-то было неспокойно, по местам высказывались неудовольствия и даже являлись самозванцы. Время от времени появлялись разные безымянные подметные письма, ипритом в значительном количестве, как это засвидетельствовано указами от 11 августа 1732 года и от 26 сентября 1738 года, по которым такие письма предписано не распечатывая пуб-личао сжигать.

 

А указом от 25 июля 1735 года запрещалось по ночам пропускать к рогаткам черный народ более трех, человек из опасения беспорядков и грабительств. А в 1738 году явился самозванец, какой-то Миницкий, проживавший в числе рабочих в малороссийская Переяславском полку, который назвал себя царевичем Алексеем Петровичем, составил себе небольшую шайку и качал смущать народ, но вскоре был пойман, отведен в Тайную Канцелярию и там, после пыток и допросов, вместе со своими соучастниками посажен живой на кол. Замысел Миницкого не имел больших последствий, он едва успел привлечь к себе 68 человек, как был схвачен в Тайную Канцелярию; но тем не менее замысел этот свидетельствует о неспокойном состоянии общества.

 

Кроме того, в узаконениях времени Анны Ивановны мы зстречаем несколько указов о преследовании тех священнослужителей, которые не давали присяги на верность императрице и не служили литургий в царские дни; указы эти были изданы не только в начале царствования Анны Ивановны, но и в последние годы, что довольно ясно намекает о какой-то партии недовольных.

 

Относительно частной общественной жизни тогдашнего общества должно сказать, что как высшие, так и низшие слои его в то время отличались крайней грубостью и варварством, несмотря на то что в высших слоях внешность была довольно блестяща и прикрывалась некоторым лоском образованности; чтобы убедиться в этом, стоит припомнить поступки кабинет-министра Волынского с тогдашним академиком Треди-аковским. Образование, несмотря на заведение разных школ, учрежденных как Петром Великим, так и Анной Ивановной, было в самом жалком состоянии. Ежели плохи были дьячки и пономари, учившие по часослову и псалтырю по селам я деревням, то и в казенных школах учителя не отличались ни нравственностью, ни гнанием дела.

 

Вот как описывает современник Данилов Артиллерийскую школу, где учились князья и дворяне: «Великой тогда недостаток в оной школе состоял в учителях. Сначала вступления учеников, было для показания одной арифметики из пушкарских детей два подмастерья; потом определили, по пословице — волка овец пасти, штык-юнкера Алнбушева. Он тогда содержался в смертном убийстве третий раз под арестом, — был человек хотя несколько знающий, разбирал Магницкаго печатную арифметику, и часть геометрических фигур доказывал ученикам, потому и выдавал себя в тогдашнее время (в 1736 году) ученым человеком, однако был вздорный, пьяный и весьма неприличный быть учителем благородному юношеству». Между тем в этой школе было до 700 учеников.

 

Вот один анекдот, рассказанный Даниловым об Алабушеве: он увидал какой-то рисунок у одного из учеников, по фамилии Жеребцов», схватил ученика, повалил to пол, велел рисунок положить ему на спину и сек Жеребцова немилостиво, пока рисунок розгами расстегали весь на спине. Вообще должно сказать, что старый порядок учения был тогда брошен без всякого надзора, а за новым плохо смотрели, да и не думали о средствах к его улучшению, если людей, состоящих под арестом и никуда не годных, назначали в учителя, даже в такую школу, как артиллерийская, где училось до 700 человек княжеских я дворянских детей. Недаром же в то время неохотно отдавали детей в казенные училища.

 

Отношение местных правителей было не лучше отношения учителе й к ученикам; крайняя грубость и взяточничество были обыкновенным явлением в тогдашнее время. Вот что рассказывает Данилов об одном Дан-ковском воеводе, у которого в детстве он гостил некоторое время: У воеводы был сын Василий в ион лета, или еще моложе; я жил у воеводы более в гостях нежели учился, хотя и был у сына воеводскаго учитель, отставной престарелый поп, только мы не всякий день и зады твердили. Отпустил нас на неделю рождества Христова воевода с сыном своим по тому уезду Христа славить и за нами посылал подвод по пяти и более порожних саней, на подаяние за славленье. Мы каждый день привозили посланные за нами подводы полны хлебом и живыми курами и по нескольку денег; и в неделю Рождества, как хлеба так и живых кур, не мало натаскали к воеводе. При оном славленьи нашем насмотрелся я, что воеводские люди поступают в уезде нахайливее и безстыднее городских раз-сылыдиков; они собрали птиц и с тех дворов, в которых мы с воеводски м сыном не были и Христа не славили Хороши поборы! Дансковский воевода был еще не из худых; что же делали другие?

 

Отношения дворян между собой и к своим слугам тоже не отличались особенной мягкостью и благонравием: зазвать соседа или родственника в гости и обобрать его тогда не было явлением необыкновенным. Данилов рассказывает, что один раз родной дядя его зятя, зазвав племянника к себе в гости и напоив порядком, взял с него закладную в пять тысяч рублей на самое лучшее его село в 250 душ, а денег дал только тысячу рублей. А по смерти зятя еще лучше поступили родственники с его женой: они как разбойники напали на ее обоз, отправленный в Москву, и разграбили его. Поучителен также один поступок родственника с самим Даниловым, бывшим мальчиком лет десяти, у которого он гостил. Данилов пишет: «Родственник мой в зимнюю пору, в жестокие морозы, собрался в Глухов на службу и меня взял с собою, и мне досталось ехать за коляскою вместе С лакеями; напереди ехали двое верховых, у которых ружья висели на погонах, а он лежал в четвероместной коляске на перине в лисьей шубе и под лисьим одеялом. В один день меня накормили соленою рыбою и я захворал. Родственник мой, узнав о моей болезни чрез своих слуг, позволил мне лечь в коляску, в которой я немного покойнее был, чем за коляскою. Тот же родственник, воротившись из Глухова домой, вздумал пробовать привезенное глуховское вино: прибавляя в рюмки сахару нил сам, потчивал жену и мою сестру, которая тут случилась; и они все трос вскоре узнали силу глуховскаго вина, выпшшсь из ума, прежде пели песня, плясали, целовались, потом зачали плакать.

 

Еще поучительнее были отношения дворян тогдашнего времени к своим слугам. Данилов рассказывает об одной вдове, своем родственнице: «Она вдова охотница великая была у себя за столом кушать щи с бараниною; только, признаюсь, сколько времени у ней я не жжл, не помню того, чтоб прошел хотя один день без драки. Как скоро она примется кутать свои любимыя щи, то кухарку, которая готовила те щи, люди при-тоща в ту горницу, где мы обедаем, ПОЛОЖИТ на пол и станут сечь батожь-ем немилосердо, и потуда секуг и кухарка кричит, пока не перестанет вдова щи кушать; это так уже введено было во всегдашнее обыкновение, видно для хорошаго аппетиту».

 

 

К содержанию: Профессор Беляев. Курс лекций по истории русского законодательства

 

Смотрите также:

 

Московское государство  Москва  Московская феодальная монархия   московское государство. памятники права... 

 

Эпоха Московского государства   в МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ