Награждение Ферсмана медалью Волластона. Военные геологи и географы. Карстоведение, четвертичная геология, геоморфология, гидрогеология

В годы Великой Отечественной войны 1941-1945

К вам, людям геологической науки, обращаюсь я: будьте смелы и изобретательны, заострите свои знания, подымите самые недра против врага. Пусть горы металла, цемента, взрывчатых веществ вырастут в тот девятый вал, мощная сила которого повергнет фашистскую лавину.

А. Е. Ферсман

Сложные задачи перед геологами встали в годы Великой Отечественной войны. Уже в первый год войны почти на всех фронтах стали действовать военно-геологические отряды, в которых было много квалифицированных геологов, в том числе ученых. Например, в отряде Кавказского фронта под руководством крупного военного геолога Б. Д. Русанова (ныне профессора) работали геологи и геохимики Д. И. Щербаков, И. Г. Кузнецов, Е. В. Кузнецова, В. Ф. Морковкина, почвовед Н. А. Димо и др.

Военным геологам приходилось быстро осваивать различные науки — карстоведение, четвертичную геологию, геоморфологию, гидрогеологию и т. д. Советская военная геология развивалась, приобретала опыт в ходе боевых операций Красной Армии. Работу военных геологов и географов в Академии наук возглавил А. Е. Ферсман.

Важные задачи стояли перед геологами в тылу. Они должны были обеспечить промышленность сырьем, искать новые месторождения, расширять перспективы известных месторождений. И в решении этих задач А. Е. Ферсман сыграл выдающуюся роль. Особенно много он сделал для мобилизации ресурсов Урала на нужды фронта.

В начале июня 1941 г. А. Е. Ферсман приехал в Ки- ровск для утверждения плана работ Кольской базы, проведения научной сессии и участия в новой экспедиции, Работа сессии была прервана налетом фашистских бомбардировщиков. Свидетель событий В. Т. Сургай вспоминал: «Варварская бомбардировка города и обстрел мирных жителей произвели потрясающее впечатление Ha А. Е. Ферсмана. Давно мучавшая его болезнь печени резко обострилась, и он слег в постель, но работы не прекращал: вызывал к себе сотрудников, давал указания и сове ты, предостерегал от паники, успокаивал. На его лице не было и тени тревоги.

Дня через три в ожидании поезда мы собрались в по луподвальном помещении Кировского вокзала <...> Несмотря на напряженность обстановки, Александр Евгень евич, присев на чемодан, начал подробно расспрашивать меня о содержании написанной мной работы об Ильменах. Работа у меня была с собой, и, развернув ее, мы углубились в разбор схем изоморфизма, громко разговаривая и позабыв обо всем <...)

Вскоре объявили посадку. Мы вошли в изуродованный бомбежкой вагон. Крыша на нем была завернута, а местами вообще сорвана, стекла в окнах выбиты, в стенах зияли сквозные пробоины <...) Я вышел на перрон и среди груд кирпича и щебня поднял осколок фугасной бомбы из розоватого, еще не успевшего потемнеть металла. Когда я вернулся в вагон, Александр Евгеньевич сразу же обратил на него внимание. Рассматривая его, он тихо произнес: „Обычно я увозил отсюда образцы созидания, а па сей раз повезу образец варварского разрушения“.

Во время пути и частых остановок А. Е. Ферсман чувствовал себя плохо, по мужественно переносил страдания. Больше всего его мучило чудовищное бедствие, обрушившееся на Родину. Ожидание возможного обстрела или бомбежки поезда, тревожившее всех пассажиров, мало беспокоило Александра Евгеньевича»

Вернувшись в Москву, Александр Евгеньевич организовал при Отделении геолого-географических наук Академии наук СССР Комиссию по геолого-географическому обслуживанию Красной Армии, включавшую две экспедиции и восемь групп. К работе в комиссии ученый привлек многих сотрудников Геологического и других институтов Академии наук СССР.

Выступая на митинге советских ученых в Москве 12 октября 1941 г., А. Е. Ферсман говорил: «Больше металла, угля, нефти, солей — таков лозунг тех тысяч геологических партий, которые в разных частях Союза разыскивают месторождения руд алюминия и хрома, никеля и кобальта, новые источники корунда и серы, колчеданов и солей.

Творческие порывы геологов и географов, минераловедов и геохимиков уже готовят ту лавину металла, под которой найдет свою смерть озверелый фашизм».

Вспоминая то тревожное время, С. М. Юсупова, академик Академии наук Таджикской ССР, писала: «1941 г. Ташкент. Война, ночные работы. Иду с работы ночью домой по темным улицам и не могу понять, в чем дело,— у репродукторов стоят толпы людей. Спрашиваю. „Тише,— отвечают мне,— выступает академик Ферсман“. Все с большим вниманием слушали лекцию „Война и стратегическое сырье“. Шел дождь, а люди не расходились» 3.

С. Ю. Липшиц, вспоминая беседу с Ферсманом, приводит замечательные слова ученого: «Долг каждого честного человека — бороться с фашизмом всеми духовными и физическими силами <...) Нам очень тяжело, но верьте моему научному и житейскому опыту — фашизм обречен. Он еще будет отчаянно сопротивляться; он принесет еще море крови, миллионы жертв, разорит и превратит в пепел города, деревни, фабрики, заводы, университеты, академии, музеи, но он уже потенциально разлагающийся труп. История на стороне правды, науки и культуры!»4.

В брошюре «Геология и война» А. Е. Ферсман писал: «Геологи и минералоги, геохимики, горняки и металлурги нашей Родины, включитесь в общий порыв всей страны! Больше сырья, больше танков и пушек, снарядов и минометов, больше самолетов и взрывчатых веществ!

Борьба за расширение добычи сырья — один из важнейших лозунгов всего антифашистского фронта, боевой клич исследователей Земли и работников недр — от ученых-геологов до горняков-забошциков, от теоретиков геохимической мысли до химиков-аналитиков рудничной или заводской лаборатории» 5.

Брошюра заканчивалась следующими словами: «Кто лучше поймет силы воздуха и земли, кто поймет местность как арену борьбы за пространство, кто сумеет скорее и полнее овладеть глубинами земли, тот будет ближе к победе над врагом. Он будет к ней ближе, если сумеет все свои знания, всю энергию и волю подчинить единой мысли — бороться и побеждать, если поставит все силы природы на эту борьбу, сделает своими союзниками горную скалу и трескучий мороз.

Он будет ближе к ней, если поймет психику врага, коварного, технически сильного, изучившего очень многое, но не постигшего ни нашей природы, ни нашей истории, ни самого русского человека.

Он будет ближе к победе, если учтет все уроки войны и осознает, что нет прекраснее удела в жизни, чем бороться за свою Родину, за свободу, счастье и радость будущих поколений» 6.

«Александр Евгеньевич был полон деятельное! и,— вспоминала В: А. Варсанофьева,— и никак не думал выезжать из Москвы, хотя уже началась ее бомбардировка <...) и, по-видимому, с неудовольствием подчинился предъявленному ему Академией наук требованию эвакуироваться на Урал, в Свердловск» 7.

Небольшая временная квартира А. Е. Ферсмана в центре Свердловска представляла собой своеобразный оперативный штаб по обеспечению фронта стратегическим сырьем. Д. Л. Арманд вспоминал: «Ферсманы жили в Свердловске на улице Луначарского, в квартире на третьем этаже. В подвале того же дома находился „перевалочный“ пункт, где неделями, а то и месяцами жили различные сотрудники комиссии, а также приезжие геологи и их семьи до того, как их удавалось пристроить на постоянное место жительства <...) Многие спали на полу, готовили тут же па керосинках и примусах. Работали и днем и ночью, а по временам то того, то другого сотрудника вызывали наверх для деловых разговоров» 8.

В Свердловске Ферсман организовал работы по мобилизации ресурсов Урала на оборону. Он проводил различные совещания, объезжал города и рудники.

Академик А. В. Шубников так описал встречу с Александром Евгеньевичем в Свердловске осенью 1941 г.: «В 12 часов ночи являюсь на квартиру к Александру Евгеньевичу, он не спит. Входят и выходят люди, стрекочет пишущая машинка, вокруг Александра Евгеньевича опять вертится жизнь <...) На мой вопрос, что делать, где то учреждение, в котором я мог бы работать, Александр Евгеньевич ответил лаконически: ,,Вы сами и есть то учреждение, которое ищите“. Не прошло и недели, как я приступил к оборонной работе по своей специальности,—„учреждение начало функционировать“» 9.

На Урал эвакуировался и Институт геологических наук, директором которого назначили А. Е. Ферсмана.

Несмотря на частые поездки по Уралу, связанные с основной работой, ученый выступал с различными лекциями в Свердловских госпиталях, вузах, на заводах. Свердловский радиокомитет организовал специальную передачу для фронтовиков, в которой с письмом к сыну-радисту, находящемуся в действующей армии, выступил А. Е. Ферсман: «Пусть армия будет уверена, что тыл утроит добычу металла, солей и сырья, что увеличится во много раз производство и вооружение той тонкой аппаратурой, которой владеете вы на фронте, укрепляя радиосвязь между боевыми точками» 10.

В начале 1942 г. А. Е. Ферсман прочитал лекцию в одной из фронтовых танковых частей. Вот что писал В. А. Варсанофьевой об этой лекции боец Александренко: «18 марта — счастливый день. На кафедру поднимается широкоплечий, с хорошей улыбкой и взглядом А. Е. Ферсман. Александра Евгеньевича встретили взрывом аплодисментов <...> Так просто, доходчиво рассказывал тов. Ферсман о нашем богатстве и силе, о полном разгроме гитлеровцев, Гитлера и его клики. Каждая фраза, высказанная тов. Ферсманом, стреляла. Доклад тов. Ферсмана дал нам много» 11.

В ноябре 1942 г. Александр Евгеньевич опять приехал в Свердловск, он хотел повидаться с В. И. Вернадским, находившимся в Боровом, и немного отдохнуть. Но до этого нужно было посетить Тбилиси, Среднюю Азию, Сыктывкар и Актюбинск. Болезнь изменила планы ученого, и в тяжелом состоянии он попал в военный госпиталь. Только в июне 1943 г. врачи разрешили ему переехать в «Узкое», откуда он писал Вернадскому: «Здоровье мое значительно лучше, но я решил быть осторожным и сейчас еще не работаю» 12.

В ноябре 1943 г. Александру Евгеньевичу исполнилось 60 лет. «За выдающиеся заслуги в области развития геологических наук и в связи с шестидесятилетием со дня рождения и сорокалетием научной деятельности» Президиум Верховного Совета СССР наградил его орденом Трудового Красного Знамени.

Еще в 1942 г. друзья и сотрудники решили издать сборник «Вопросы минералогии, геохимии и петрографии», посвященный юбиляру, со статьями по минералогии, кристаллографии, геохимии, петрографии, полезным ископаемым. Однако этот перечень наук не в полной мере отражает широту интересов и тематики работ А. Е. Ферсмана. К сожалению, Александру Евгеньевичу не суждено было увидеть сборник: он вышел в 1946 г. с посвящением памяти ученого.

В юбилейный год Александр Евгеньевич был награжден и медалью Волластона, присуждаемой Лондонским геологическим обществом за выдающиеся заслуги в геологии. Первым ее обладателем в 1831 г. стал Уильям Смит, позднее — Леопольд фон Бух, Эли де Бомон, Чарлз Дарвин, Родерик Мурчисон, Чарлз Лайелль, Эдуард Зюсс и другие крупнейшие ученые.

В начале 1943 г. А. Е. Ферсман получил несколько писем от английских геологов и минералогов, в которых давалась высокая оценка его исследованиям. Приведем два из них.

«От геологического комитета и музея.

Лондон, 30 января 1943 г.

Уважаемый доктор Ферсман!

Разрешите, мне выразить от своего имени и от имени всего моего коллектива наше удовольствие по поводу представления Вас Лондонским геологическим обществом к награждению медалью Волластона, которая до настоящего времени считается высшей геологической почестью в мире; мы восхищаемся Вашей энергией и умением в деле исследования различных аспектов геохимии, многие из которых тесно связаны с увеличением минеральных ресурсов Вашей замечательной страны.

Те из наших британских коллег, которым посчастливилось в 1937 г. посетить комплекс щелочных изверженных пород Кольского полуострова, всегда говорили в восторженных выражениях о той работе, которую вы проделали и вдохновили в этом замечательном районе.

Естественно, что мы испытываем особое удовольствие, отмечая Ваши заслуги в тот момент, когда все наши сердца трепещут при виде того, что совершают Ваши храбрые соотечественники ради обороны своей родины и свободы всего мира.

Искренне Ваш Э. Б. Бейли, директор»  

В письме из Минералогического общества отмечалось, что медаль выбита из металла палладия, который был открыт в 1804 г. Волластоном в образцах сырой платины.

«Поэтому она особенно подходит для присуждения нашему наиболее выдающемуся минералогу.

Я надеюсь, что эта медаль будет в течение многих лет свидетельствовать Вам о нашем почтительном восхищении теми замечательными работами, которыми русские ученые способствуют делу развития науки»,— писал секретарь по иностранным делам Минералогического общества Томас X. Холланд 14.

Лондонское геологическое общество переслало медаль в Москву. Ее вручение состоялось 8 ноября 1943 г., в день 60-летия А. Е. Ферсмана.

Война шла к победоносному концу. Перед страной встала задача восстановления хозяйства освобожденных районов. Советские ученые разрабатывали планы организации науки.

В Москве в 1944 г. проходило Совещание минералогов и геохимиков, созванное Отделением геолого-географических наук Академии наук СССР. 2 ноября был заслушан доклад А. Е. Ферсмана «Научный отчет и задачи будущего». Состояние здоровья не позволило ученому выступить самому. Его доклад прочитал В. И. Крыжановский, Александр Евгеньевич сидел рядом.

В начале доклада отмечалось, что первая половина «носит скорее личный характер и связана с моей работой и с моими мечтами». «Я говорю „мечтами“,— продолжал ученый, — потому что тяжелая долгая болезнь временно лишила меня возможности работать и только сейчас я начинаю „входить в жизнь“.

А между тем как много острых и важнейших проблем стоит перед нами, минералогами и геохимиками Союза, как много надо сделать и завершить в эти годы грядущего послевоенного расцвета науки в нашей стране» 15.

В докладе А. Е. Ферсмана говорилось о его небольших работах: «Химия земли на новых путях», «Современные науки и закон Менделеева», «История камня в истории России». Он предполагал завершить и фундаментальные тРУДы: второй том «Пегматитов» («Пегматиты щелочной магмы»), пятый том «Геохимии», «Цвета природы», над которыми он трудился более 25 лет. Ученый также планировал выпуск двухтомной монографии о Хибинах, об истории изучения этого края, начиная с летописей слюдников и норвежских саг. Был у Александра Евгеньевича и еще один грандиозный замысел — написать «Историю камня в истории культуры». В этом труде он хотел рассказать в популярной форме об истории изучения русского камня, его месторождениях, о промышленной добыче и искусстве его обработки. «История камня в истории культуры» должна была состоять из шести частей: История камня в СССР; Камень в недрах нашей страны; Цвет культуры; Камень в искусстве и технике; Камень в жизни и быту.

А. Е. Ферсман связывает изложение с историей человечества. Так, говоря о роли камня, ученый обращается к грузинскому эпосу, армянской литературе, былинам Древней Руси, рассказывает о суевериях, связанных с камнем. Автор пишет и о «камне в поэзии и фантазии народов», об изображении камня в новеллах и романах — «Тысяче и одной ночи», «Саломее».

А. Е. Ферсман предполагал подробно рассказать об истории Петергофской и других гранильных фабрик, об использовании камня в архитектуре, скульптуре, технике.

Последний раздел посвящался «людям камня»—гранильщикам, камнерезам, ювелирам, исследователям. Предполагалось дать биографию уральского горщика Южакова, Бенвенуто Челлини, семьи Крыжановских.

Этот замысел полностью осуществить не удалось. В 1954 и 1961 гг. Академия наук СССР опубликовала два тома «Очерков по истории камня», в которых нашла отражение часть собранного материала. Остались незаконченными также «Учебник геохимии», «История русской минералогии», «Обзор работ Циолковского по естествознанию», ряд статей по геохимическим проблемам и другие произведения.

Вторая половина доклада А. Е. Ферсмана касалась задач минералогии и геохимии в послевоенный период. «Здесь должна быть смелость новых идей и новых начинаний, новых методов в изучении новых территорий, для того чтобы скорее и могучее создавать новые ценности в промышленности, технике и культуре.

Нет никакого сомнения, что после разорительной и длительной войны, после освобождения Европы от фашистского дурмана начнется эпоха творческого подъема научных сил, могучего роста производительности труда»,—говорил А. Е. Ферсман16.

Осенью 1944 г. встал вопрос о создании северо-западной металлургии на базе руд Кольского полуострова. А. Е. Ферсман энергично взялся за новое дело. Он провел в Ленинграде несколько совещаний. Б. И. Коган вспоминает, что в это время «в один из вечеров, после напряженного рабочего дня, он поехал на конференцию, посвященную 25-летию Государственного института прикладной химии (ГИПХ), на‘которой присутствовали химики разных городов Союза.

Блокада Ленинграда была уже снята, но затемнение еще сохранялось. Окна были тщательно задрапированы, но зал ярко освещен. Слово для приветствия было предоставлено Александру Евгеньевичу. Он сам уже не был в силах выступить, и его письменное приветствие зачитал я. Оно заканчивалось следующими словами: „Вы оказались физически и духовно сильнее врага, вы поддержали честь Ленинграда, прекраснейшего из городов, вы высоко держали и пронесли знамя советской науки.

Поздравляю вас с юбилеем и от всей души шлю вам пожелания новых успехов в развитии и укреплении советской химии. Еще более смело, со свойственной вам энергией и присущим вам задором идите вперед — к яркому и светлому солнцу победы, дерзайте в науке, расширяйте ресурсы и укрепляйте производительные силы нашей великой Родины — на благо ее и процветание“.

Зал реагировал горячими аплодисментами, а после того как председательствовавший — академик А. Е. Фаворский подошел к Александру Евгеньевичу, поклонился ему и сказал: „Спасибо Вам, дорогой Александр Евгеньевич, за радость, которую доставляете нам“, все стихийно встали со своих мест и устроили бурную овацию. Это было торжественно и трогательно» 17.

В январе 1945 г. в возрасте 82 лет скончался В. И. Вернадский. А. Е. Ферсман тяжело нереживал смерть учителя и друга. Он начал работать над очерком о жизни и деятельности Владимира Ивановича, замечательного ученого, с которым был связан многолетней дружбой.

«Больше 40 лет совместной научной работы и мысли,— писал А. Е. Ферсман,— связывали меня с Владимиром Ивановичем, начиная с первых студенческих дней в Московском университете и кончая периодом работы в Академии наук СССР. Много совместных поездок и экспедиций связали меня с его жизнью — Урал, Алтай, Забайкалье, Подмосковье, Хибины, Крым <...) а на Западе — Париж, Гейдельберг, Прага, Берлин, Вена и Северная Италия» 18.

Чувством огромной любви к учителю проникнуты следующие строки: «Десятилетиями, целыми столетиями будут изучаться и углубляться его гениальные идеи, а в трудах его открываться новые страницы, служащие источником новых исканий; многим исследователям придется учиться его острой, упорной, отчеканенной, всегда гениальной, но труднопонимаемой творческой мысли; молодым же поколениям он всегда будет служить учителем в науке и ярким образцом плодотворно прожитой жизни.

Еще стоит передо мной его прекрасный образ — простой, спокойный, крупного мыслителя; прекрасные, ясные, то веселые, то задумчивые, но всегда лучистые его глаза; несколько быстрая и нервная походка, красивая седая голова, облик человека редкой внутренней чистоты и красоты, которые сквозили в каждом его слове, в каждом ею движении и поступке».

А. Е. Ферсман не успел закончить очерк, описание жизни В. И. Вернадского он довел только до 1917 г.

Здоровье Александра Евгеньевича продолжало ухудшаться.

 «В марте 1945 г.,—вспоминает В. И. Коган,—мы вместе с Екатериной Матвеевной провожали Александра Евгеньевича из больницы в санаторий „Узкое“ <...)

По дороге в санаторий он стал уже почти прежним Александром Евгеньевичем. Не скрывал своей радости по поводу возвращения к жизни, которую по-особенному ценил и любил. Шутил и смеялся, и вокруг него создавалась радостная атмосфера.

Около «Узкого» дорогу сильно развезло, и машина дальше идти не могла. Но надо было видеть, как обрадовался Александр Евгеньевич, когда узнал, что навстречу высланы розвальни. Это уже была экзотика, он с радостью сел в сани, стал понукать лошадь, пытался заменить возчика.

В начале апреля 1945 г. Александр Евгеньевич вернулся в Москву и вновь окунулся в работу. Обсуждал вопросы стратегического сырья, планы своих новых тем, которых накопилось очень много и которые стремился как можно скорее закончить. Он мечтал вновь посетить родные Кольские края и твердо решил по возвращении из Сочи поехать в Кировск, где намеревался провести научную конференцию, мобилизовать науку на разрешение новых проблем Мурманской области» 20.

Юг был противопоказан А. Е. Ферсману. Однако в апреле он решил поехать в Сочи. С Екатериной Матвеевной он поселился в санатории им. Я. Ф. Фабрициуса. Александр Евгеньевич подолгу гулял у моря и вскоре почувствовал себя заметно лучше. Он совершал небольшие экскурсии по окрестностям, интересовался движением гальки в пляжной полосе, происхождением источников Мацес- ты. Как всегда, Александр Евгеньевич одновременно работал над несколькими трудами— биографией В. И. Вернадского, книгой о своих путешествиях, заканчивал монографию об истории камня.

Известие об окончании войны придало ученому новые силы. Он строил планы поездки на Кольский полуостров, размышлял над путями развития советской науки в мирное время. Между тем в Сочи становилось жарко. Пора было возвращаться в Москву. Отъезд был назначен на 21 мая.

Весь день 20 мая Александр Евгеньевич чувствовал себя прекрасно, гулял по территории санатория, дотемна сидел на берегу моря. Приближался штормовой фронт, и А. Е. Ферсману с его высоким давлением нельзя было больше оставаться у берега. Врач посоветовал ему пойти в помещение. Но Александр Евгеньевич был настроен весело и сказал, что хочет полюбоваться природой в ее грозный час. В девятом часу он внезапно почувствовал себя плохо и вернулся в санаторий. Вызвали врача. А. Е. Ферсману стало лучше, но вскоре он потерял сознание. В 22 часа 45 минут Александра Евгеньевича не стало.

На письменном столе ученого рядом с рукописью о жизни В. И. Вернадского лежала страница предисловия к книге «Очерки по истории камня»: «Я заканчиваю эту книгу на берегу Черного моря, среди дивной природы, в дни, когда обновлялись весенние краски зелени, смешиваясь с пестрыми тонами распускающихся южных цветов, когда ежеминутно менялась в пестрой своей раскраске безбрежная гладь лежащего у моих ног моря».

В газете «Известия» со статьей об А. Е. Ферсмане выступил президент Академии наук СССР В. Л. Комаров. Он писал: «Умер Александр Евгеньевич Ферсман. Тяжелая утрата для Академии наук, для советских ученых, для мирового естествознания.

Сейчас, под свежим впечатлением смерти близкого человека, вспоминаешь его личные черты, перебираешь в памяти встречи. Снова и снова перед умственным взором встают его обаятельная непосредственность, юношеская живость, блеск и глубина его речи, совершенно исключительная энергия.

Рано еще формулировать все значение А. Е. Ферсмана для науки. Но уже сейчас хочется сказать несколько слов о его научном подвиге.

Начало XX века ознаменовано коренным переворотом в воззрениях на строение вещества. Из новых физико-химических воззрений были выведены законы распространения и сочетания минералов в земной коре. В этом историческом деле мало кто из современных ученых сделал так много, как А. Е. Ферсман, который был одним из корифеев современной геохимии. Из строения атомов химических элементов А. Е. Ферсман не только вывел закономерности их геологической судьбы. На основе своих идей он открыл новые месторождения и указал пути их технологического использования. В работах А. Е. Ферсмана с особенной ясностью видно, как практика нашей эпохи дает толчок великим естественнонаучным обобщениям.

Память об А. Е. Ферсмане, блестящем, глубоком мыслителе, замечательном современном натуралисте, не изгладится ни в наших сердцах, ни в истории науки.

Имя Ферсмана всегда будет гордостью советского естествознания» 22.

А. Е. Ферсмана хоронили в Москве, на Новодевичьем кладбище, неподалеку от могилы В. И. Вернадского.

К содержанию книги: Биография и книги Ферсмана